накатило

[Chelni]

Накатило что-то, набросал за вчера-сегодня

 

[more=Погружение (много букв и встречается мат)]

 

Погружение

 

7 лет

- Мама, не плачь. Ты сама говорила, что это праздник.

- Я не плачу, сын. Ты просто так вырос... уже семь лет, подумать только.

- Ну маааам, не плачь.

- Всё, не плачу. Иди сюда, обниму.

Она сжала его в крепких объятиях, он уткнулся носом в её длинные тёмные волосы, вдыхая запах лаванды.

- Мам! Цветы помнёшь.

- Ты почему их ещё учительнице не отдал? Пошли, подарим.

- Пошли.

Она повела его за руку через заполненный шумными одинаковыми детьми двор. Сентябрьский прохладный ветер дёргал разноцветные шарики и платья девочек. Родители обнимали и целовали своих чад, выглядящих одновременно и испуганно и важно. В воздухе витала странная атмосфера, заставляющая семилетнего Артёма Кинина дрожать от страха и восторга.

Учительница - невысокая женщина с добрыми глазами - приняла цветы, поблагодарила их и напомнила мальчику не опоздать завтра в школу.

- Не опоздаю, - поклялся Артём.

- Сынок, пойдём домой? Я пиццу куплю, - предложила мама, когда учительница отошла. - Больше всё равно ничего не будет, линейка и классный час уже прошли.

- Мааам. А как же папа? Ты обещала.

Её лицо помрачнело. Артём испугался и крепко обнял её, уткнувшись лицом в плащ.

- Обещала, так обещала, - сказала она мягким голосом, погладив его по светлым волосам. - Пошли, я его видела.

Они подошли к парковке, откуда одна за другой отъезжали машины. Возле одной из них стояла счастливая семья - светловолосый красавец-отец в дорогом костюме, рыжеволосая молодая мама в праздничном платье и остроносый улыбающийся мальчик с веснушками, держащий их за руки. Родители о чём-то говорили, но когда Артём и его мама подошли к ним, разговор тут же прервался.

- Я подожду в машине, - холодно бросила рыжеволосая, скрываясь в салоне. Но дверь не прихлопнула.

Они четверо постояли, глядя друг на друга.

- Привет, Миша.

- Привет, Катя. Как дела, бандит?

- Хорошо, папа, - ответил Артём, пожав отцовскую руку. - Сам как?

Его отец рассмеялся, но тут же примолк.

- Тебе есть, что сказать мне? - осторожно спросил он у Кати, матери Артёма.

Она покачала головой и отошла к площадке, оставив сына с остроносым мальчиком и отцом.

Михаил сел на корточки.

- Не знаю, что сказать тебе сынок, - сказал он, глядя ему в глаза. - Разве что «люблю тебя».

- Я знаю, пап. Я тоже.

- Это, кстати, Вадим, - представил Михаил рыжеволосого мальчика. - Мы тут узнали, что вы будете учиться в одном классе. Думаю, вы подружитесь, так?

Ребята оценивающе посмотрели друг на друга, одновременно протянули руки.

- Артём.

- Вадим.

- Хорошо, - выдохнул отец, потрепав их обоих за волосы и прижав к себе. - Я вас обоих люблю. Вы мои сыновья. Оба.

Они помолчали ещё немного, а потом разошлись. Михаил и остроносый мальчик сели в машину к рыжеволосой девушке, а Артём вернулся к маме, которая, отвернувшись, перебирала в руках лямки сумочки.

- Поговорили? - спросила она.

Он кивнул. Они молча пошли на остановку.

По небу плыли тяжёлые грустные тучи.

 

6.

- Можно?

- А? Конечно, профессор, заходите. Я тут чаёк попиваю. Будете?

- Нет, от него кариес.

- Как скажете, дорогуша. Что случилось? Я только что получила от вас почту, но ещё не успела её прочитать.

- Я как раз по поводу неё.

- Хорошо, сейчас посмотрю. Так, претендент. Номер 669. Красавчик какой.

- Вам виднее.

- Вы тоже красавчик, дорогуша. Что же вы покраснели!?

- Такая молодая красивая девушка...

- Ну да ладно, не отвечайте, всё знаю, что сказать хотите. Не первый год вместе работаем. Так, 669. Ого, отличные баллы. Хорошие показатели.

- Посмотрите, он до 1200 сопротивлялся.

- Да, вижу. Ну что же, кандидат хороший. Думаю, возьмём. Какая у него специальность?

- Там написано.

- Лазерные и нанокоммуникации? О, Господи, зачем его только допустили. С его работой может справиться любой инженер. А у нас и так отдел переполнен.

- Он шёл по рекомендации...

- У нас других и не пускают. Впрочем, неважно - куда я его тебе возьму? Отдел коммуникаций укомплектован так, что уволить надо человек двадцать, а не новых нанимать.

- А как же тот старый инженер? Он вроде бы увольняется?

- На пенсию уходит. Всё-то вы знаете, профессор. И чего вы так за этого парня ратуете?

- Понравился он мне, мадам. Крепкий, стойкий, решительный, сообразительный.

- Но с бесполезной для нас специальностью. Я бы его взяла, профессор, даже с этими коммуникациями, чтоб им было неладно, тьфу, тьфу, тьфу. Но мест нет. А про того старого инженера и не вспоминай. Его место уже занято.

- Кем?

- Кем-кем. Тем, у кого отец может нас всех и весь наш отдел купить и продать два раза.

- Мадам, вы меня удивляете. Не думал, что вы...

- Я связана по рукам и ногам, дорогуша. Мне сказали сверху - я делаю. В конце концов, я своим местом тоже дорожу.

- Хм... жаль. Что ж, вообще никаких шансов?

- Что вы ему сказали?

- Что свяжемся с ним, как обычно.

- Значит, обманули. Идите, профессор.

- Иду. До свидания.

- До свидания.

 

18 лет

- Ну, чего, Тёма? Как поджилки?

- Спрашиваешь, Вад. Трясутся, как твой жир на пузе.

Вадим рассмеялся, закашлялся.

- Шутишь всё, балбесина. Насть, я же не толстый, скажи?

Настя, юная блондинка с живым глазами, захихикала с заднего сиденья.

- Так, я не понял, - «разозлился» Вадим. - Я это что, толстый, что ли?

- Успокойся, Вадим, ты просто в меру упитан. Как свинья, - сказал Артём.

- Нет, ну чего вы издеваетесь?

- Ух, ладно. Пора мне.

- Давай, - кивнул Вадим, открывая дверь машины. - Насть, пошли, проводим.

Они втроём подошли к перрону. Он был заполнен людьми - разношёрстными призывниками и их провожающими. Лились слёзы, пожимались руки, целовались губы. Артём поправил на плече сумку, отвернулся от матери, обнимающей своего сына.

- Вадим, за мамой присмотришь, если что? Ей ещё неделю в гипсе лежать, да и потом тоже...

- Обижаешь, брат. Можешь на меня положиться, - заверил Вадим. - Ну что, всё, что надо, вчера ещё сказали. Держи руку, брат, удачи, пиши, звони, ждём назад.

Они пожали руки. Настя обняла Артёма - чуть крепче, чем обычно. В его голове всколыхнулись воспоминания и эмоции. Школьная любовь, как-никак.

- Ну... увидимся, - сказал после минутного молчания он. И зашёл в поезд.

Прислонившись к окну, он наблюдал за их объятиями и поцелуями. Фигуры влюблённых вскоре скрылись за перроном, а поезд набрал скорость. Заморосил дождь.

 

5.

- Аааааа! Ооооооо!

- Тихо, успокойтесь!

- Ааааааааа! Что со мной!? Я ничего не вижу!!!!

- Спокойно, ваше зрение к вам скоро вернётся.

- Развяжите меня!!!

- Вы можете навредить себе или другим. Подождите полминуты, и всё будет хорошо.

- Мне больно!

- Это ненастоящая боль. Спокойно. Как вас зовут?

- Не знаю...

- Ну-ну, подумайте ещё.

- Арт... нет, не помню... хотя... помню... что со мной... ух...

- Ну как, номер 669? Уже лучше?

- Уффффф... я... я... это оно и было?

- Да. Как ваше зрение?

- Пока вижу всё серым.

- Хорошо, скоро восстановится полностью.

- Я хочу пить. И в туалет.

- Пожалуйста. Вот, без всех этих ремней на кистях и ногах намного удобнее, да?

- Вы ещё смеётесь...

- Вторая дверь направо.

- Как он?

- Хорошо, профессор, вышел только что в туалет.

- До скольки он?.. По баллам что аналитики говорят?

- Аж до 81 года. Баллов - 47.

- Эх, одного не хватило до прошлого рекорда.

- Передал вам отчёт. Сами начальнику доложите?

- Да. Свободен.

- Спасибо. До свидания.

- Здравствуйте, номер 669. Как самочувствие?

- Хорошо, только голова кружится.

- Это нормально. Присаживайтесь.

- Можно на другое кресло?

- Да не бойтесь вы. Поздравляю, вы набрали 47 баллов. Далеко от идеала, но и не самый плохой результат.

- Эм... а какие шансы получить работу?

- Не мне решать. Но, на мой взгляд, очень неплохие. Пока можете идти, санитар проводит вас к одежде и до лифта. Ваши данные у нас есть, мы с вами свяжемся.

 

25 лет

Артёма разбудила осточертевшая ему мелодия на мобильном телефоне. С трудом разлепив тяжёлые веки, он уставился на экран. «Владимир Викторович Банк» был сейчас его самым нежелательным контактом во всём телефоне, но не ответить на звонок - подписать себе смертный приговор.

- Алло, да...

- Артём Михайлович Кинин?

- Да, здравствуйте.

- Здравствуйте, здравствуйте. Я из «Серенадабанка», звоню вам, чтобы напомнить о вашей задолженности по кредиту.

- Да, да я помню. Завтра последний день, потом снова увеличите проценты, - «Чтобы окончательно задушить меня» - подумал он. - Я помню. Буквально через пару недель я смогу погасить половину своей задолженности...

- Вы не поняли. Вы перешли все допустимые сроки, - тяжёлым басом задавил Владимир Викторович его оправдания. - В том случае, если вы не погасите всю или хотя бы большую часть задолженности до завтрашнего дня - с вами будут разговаривать другие люди из другой организации. Вы поняли?

- Да, - ответил Артём.

- Хорошо. Желаю вам приятного дня.

- Чего такой хмурый? - влетел в кабинет запыхавшийся Вадим, на ходу расстёгивая мокрый плащ.

- Да всё кредиты эти, - отмахнулся Артём. – «Коллекторами» пугают.

- Тебя? Служащего юридической фирмы?

- Водителя начальника фирмы, - поправил Артём.

- Да не важно! Это не законно.

- Им плевать, Вад. Да и конторка у нас, скажем так, не фонтан.

- Это пока, брат. Нас люди не знают, мы людей не знаем. А в штате уже пять юристов, два по недвижимости, два адвокаты. Я уже пару встреч назначил, а с одной вот только пришёл. Говорю тебе, дела в гору пойдут. А ты опять тут ночевал?

- Да, а где ещё, - помрачнел Артём.

- Извини, брат, - присел рядом Вадим. - Они хоть выяснили причину?

- Вроде как проводка гнилая у соседа. А может, плиту не выключил, алкашня. Точно не знают.

- Ты всё равно, рук-то не опускай. Дело на него не заводят? В суд подай в любом случае!

- Вад, у меня с финансами полная жопа, мне сейчас не до судов, тем более что с него и трясти нечего - что не пропил, то сгорело.

- М-да, дела. Бабу не завёл?

- Когда, интересно? - хмыкнул Артём. - Пока твою толстую задницу по городу вожу? Или в автосервисе в машинах ковыряюсь?

- Тёма, это замкнутый круг, - сказал Вадим, вставая с пыхтением. - Ты работаешь как проклятый для того, чтобы оплатить малую часть того, что увеличивается... блять, сам не понял, что сказал. Короче, ты в жопе, вертишься, как чёрт, а жизнь идёт.

«Сука. Отец не оплачивал мне обучение в ВУЗе, не дарил машину и квартиру, не помогал матери, когда она болела, не звонит даже сейчас. Сука» - с невозмутимым лицом прокричал в себя Артём.

- Есть идеи? - спросил он.

- А как же, - подмигнул ему Вадим. - Смотри, главная задача сейчас - расплатиться по всем кредитам. Сколько там у тебя всего?

- Тысяч пятьсот, не меньше.

- Тогда мы с Настей выделяем тебе их из семейного бюджета. Не трынди, брат, а слушай. Ты разбираешься с долгами. Жить можешь пока здесь, мама твоя у сестры в Крыму неплохо же живёт? Знаю, что хорошо, ты сам говорил. Работаешь ты и так, как проклятый, деньги есть, часть копишь, часть отдаёшь матери. Как скопишь определённую сумму - бросай гараж и автосервис, работай только моим водилой. Потом - в ВУЗ, заочно получать юридическое образование. Ты умный, справишься. Как получишь - беру тебя в фирму консультантом, зарплата на порядок выше. Как дела в гору пойдут - снимешь квартиру, там и жизнь наладится. Друзей много, помогут.

- Розовыми очками не поделишься?

- Я тебе говорю, балбесина, не глупые фантазии, а вполне реальные вещи. Всё достижимо, только старания прикладывай, так отец говорил. А старания этого у тебя как у пяти трудоголиков.

- А деньги тебе я когда возвращать буду?

- Да хрен бы с ними, вернёшь как-нибудь. Лучше быть должным друзьям, чем банку с его дьявольскими трёхзначными процентами.

Артём помолчал.

- Хорошо, Тёма, сегодня ты мне нужен будешь вечером, к шести. А пока свободен. Подумаешь, скажешь, что решил. Пора выныривать из этого омута.

- Я подумаю, спасибо, брат, - пожал ему руку Артём. - До шести я свободен? Могу машину взять?

- Бери, и выматывайся. Только заправить не забудь, вечером поездим.

- Не забудь, мне в восемь надо будет быть в сервисе.

- Да помню, я помню. Долго не задержу. К бандиту одному съездим на окраину в коттеджный посёлок, и всё. У его брата с законом небольшие непонятки.

Артём отмахнулся, спустился вниз по лестнице офисного центра, этаж которого принадлежал фирме Вадима, добрался до «служебной» машины, также принадлежавшей его названному брату. Мощный ливень хлестал тугими струями холодной воды, едва не сбивая с ног. Забравшись в автомобиль и изгваздав салон, Артём закурил, открыв окно и глядя сквозь стену дождя. Он не задумался, он ждал.

Телефон дёрнулся, пиликнул. Едва увидев от кого сообщение, он уже знал, что в нём будет.

«Приезжай» - согрело его душу присланное слово. Контактом была «Настя».

Громко взвыл иноземный мотор. Сорвавшись с места, он устремился в дождь. Через пару минут вслед за ним со стоянки тронулась отечественная машина с облупленной зелёной краской и ржавым багажником.

Весь не самый короткий путь до её дома пролетел мгновенно. Оставив машину у подъезда, Артём вбежал в него, влетел в лифт, надавив на привычную цифру седьмого этажа. Новенькая металлическая дверь с номером 669 открылась, едва он дотронулся до звонка. Настя, блестя светлыми волосами, бросилась ему на шею, проигнорировав второпях купленный на последние деньги букет, затащила внутрь. Дверь захлопнулась.

Прошло пять минут, и на этаж по ступеням поднялся невысокий бледный человечек в грязном пальто. Осмотрев мокрые следы, ведущие от лифта к двери, он удовлетворённо кивнул и вытащил из кармана старенький телефон.

- Вадим Мхайлович? Да, приезжайте.

Тяжёлые мрачные тучи висели над городом, ливень барабанил по подоконникам и стекал по трубам. Артёму было плевать. Прижав любимую к себе, он закрыл глаза, чувствуя на груди холод её обручального кольца.

Второе такое же, но чуть побольше, носил, не снимая, Вадим.

Поворот ключа в скважине стал поворотом жизни.

Артём вскочил, принялся лихорадочно натягивать штаны, но потом остановился. Бесполезно. Слишком поздно. И глупо.

Когда мокрый и холодный Вадим зашёл в спальню, он застал его обнажённым, стоящим посреди комнаты. Настя, плача, прятала лицо в руках, натянув одеяло до плеч.

Они молчали. Все троё - каждый думал о своём. Комната будто звенела пустотой, Артём услышал шум в ушах. Моря или дождя.

Зарычав, Вадим бросился на него, ударил по лицу, толкнул на стену. Настя закричала.

Хрипя неразборчивые ругательства, Вадим поднял с пола «поплывшего» Артёма и дважды ударил его в живот коленом, а потом снова бросил на пол, обрушив головой о тумбочку. Та жалобно заскрипела и опрокинулась.

- Предатель! - выговорил членораздельно запыхавшийся здоровяк, добивая его по рёбрам. - Сука! - обратился он к неверной жене, которая попыталась встать с постели. Ударил её по лицу, стащил с кровати, бросил рядом со стонущим Артёмом. - Давайте, голубки, ебитесь! Прямо у меня на глазах! Уроды! Уроды! - повторил он хрипло, сплюнул и, разбрызгивая воду с плаща, вылетел из спальни. Что-то зазвенело на кухне.

- Артём... Артём... - с рыданиями пыталась привести его в чувства Настя.

Он открыл глаза, глупо улыбнулся.

- Ты красива, - прошептал он, глядя ей в глаза. - Я люблю тебя. Выходи за меня.

Она хотела что-то сказать, но подняла взгляд на дверной проём - и завизжала.

Вадим надвигался на них с мертвенно-бледным лицом. В руках он держал два кухонных ножа. Плащ шелестел.

 

4.

- Профессор, у нас тут «ситуация два».

- Дерьмо. Увеличьте дозу препарата! Сколько сейчас?

- 980. Выше - опасно. Нам только трупа не хватало.

- Не каркай. Увеличь до 1200. Если сознание будет продолжать сопротивляться, то вырубай всё нафиг.

- А он выдержит 1200?

- Выдержит. Должен.

- Повысил. Состояние нормализовывается. Всё, он снова «погружен».

- Ну вот, а вы переживали. Надо бы внести его сопротивляемость воздействию препарата в журнал. Начальнику это понравится.

- Ага.

- Как он там в целом?

- Прошёл почти половину. Пока идёт на 44 балла.

- Неплохо. В этот период редко бывает больше 30. Парень идёт на рекорд.

 

36 лет

- Артём Михайлович. Проснитесь

Он продрал глаза, с трудом узнал в щуплом пареньке своего водителя.

- Да, Юра, что такое?

- Приехали.

- Уже? Мы же только что выехали... блять, как спать-то хочется.

Он вышел, хлопнув задней дверью дорогой иномарки. Клубился густой туман, небо над головой было застлано тучами, падал редкий мокрый снег, мгновенно тающий на подлёте к асфальту и растекающийся лужицами на пустынной парковке перед госпиталем.

- Юра, жди в машине, - сказал Артём, направляясь в сторону чернеющей громады здания больницы. Идти было недалеко, но путь этот показался ему чрезвычайно долгим. При каждом шаге его каблуки издавали глухой печальный звук. Дорогущий тёплый плащ, намокнув, лип к брюкам. Тишина вокруг сгущалась. Машина с Юрой внутри превратилась в плохо различимое пятно на границе видимости. Было аномально тепло для середины ноября.

В госпитале было пустынно и тихо. Мирно и стабильно светили приглушённые лампы, гудели электрощитки на стенах, откуда-то с верхних этажей раздавалось мерное пиканье. Артём подошёл к молоденькой сонной медсестре, стоящей за стеклом регистратуры.

- Доброй ночи, - поздоровался он.

- Доброй. Вы к кому?

- Екатерина Кинина. Она умерла три часа назад.

- Ах, мне очень жаль.

- Вам не жаль, но я вас не виню. Вы должны быть отстраненны от эмоций, чтобы спасать другие жизни вместо того, чтобы оплакивать одну потерянную.

- Вы сериалов насмотрелись? Мне в самом деле жаль, это была хорошая женщина, её всё отделение любило. Вам не нужна помощь? Выглядите вы бледно.

- Недосып. Я в порядке. Видимо, пока не осознал, что её больше нет.

- Я сейчас вызову дежурного врача, он проводил реанимацию.

- Он не спит? Не хотелось бы будить.

- Он на дежурстве. Конечно, он не спит.

- В армии меня дежурство не останавливало. Впрочем, здесь другие ставки, простите меня за глупость. Вызовите, будьте добры.

Медсестра нажала пару кнопок на коммуникаторе на столе. Вскоре с лестницы спустился седой высокий мужчина в белом халате с длинными сухими руками.

- Здравствуйте. Я сын Екатерины Кининой.

- Здравствуйте. Доктор Кашимов. Пойдёмте?

- Пойдёмте.

Они поднялись по лестнице на третий этаж.

- Что с ней было? Сердце?

- Разумеется, сердце. Я, извините за бестактность, поражён, что она с таким диагнозом прожила столько лет. Она была сильной женщиной.

- Согласен. Она не мучилась?

- Нет, можно сказать, что она просто уснула и не проснулась.

- Угу.

Четвёртый этаж.

- Вы собираетесь её хоронить?

- Она была атеисткой до мозга костей, - хмыкнул Артём. - Я читал её завещание, в нём она просила кремировать себя, а прах развеять над городом с самолёта. Шутить любила.

- Вот как? А вы атеист?

- Не знаю, доктор. Я соблюдаю некоторые обряды, так сказать, хожу иногда в церковь, молюсь, обязательно крещу ребёнка, если будет когда-нибудь. Но делаю я это, скорее всего, по привычке - после тюрьмы. У нас там храм свой был.

- А в Бога верите?

- Не знаю, говорю же. Скорее, да, чем нет, но утверждать не берусь. Но если Он и есть, то Он точно един. А разные религии придуманы разными шарлатанами в разные годы с корыстной целью и просто дают разные имена и представления об одной Силе. Но в последнее время, я не уверен, честно говоря, что всё то, что вокруг меня - реально. Ведь я могу ощущать только себя и никого более. Знаете, иногда меня посещает мысль, что все люди, буквально все - какие-то актёры, нанятые кем-то. И эти актёры играют свои роли, очень хорошо играют, но только тогда, когда я на них смотрю или слышу их. Понимаете? Я включаю телевизор - и люди играют там политиков, журналистов, операторов. Но только я выключаю телевизор - как все они перестают этим заниматься и идут по своим делам, откуда-то точно зная, что я не включу телевизор в ближайшее время. И такие ощущения по поводу всего. Например, вы тоже можете быть актёром. И когда я уйду, вы снимите халат и уйдёте в свою гримёрную… это вообще нормально?

- Я не психолог, но кое-что в этом понимаю. Подозреваю, недавно у вас был переломный момент в жизни? Трагедия? Или чёрная полоса?

- Вся моя жизнь - трагедия.

- Вы преувеличиваете. Бывает ведь и счастье.

- Только для того, чтобы последующее несчастье задело меня сильней.

- Очень пессимистично. Я бы посоветовал вам обратиться к психотерапевту.

- Спасибо за предложение. Но прежде я бы хотел увидеть тело матери.

- Вот оно, здесь, в этой комнате. Странно, вы говорите «тело».

- Что?

- Странно, говорю. Если у человека умирает дорогой ему человек, он до последнего момента употребляет в предложении с ним слова, как будто человек ещё жив. То есть, вы должны были сказать, «я хотел бы увидеть маму», но вы сказали «тело»...

- Поверьте, доктор, она была мне очень дорога. Просто я не могу позволить себе раскиснуть - только не сейчас, только не на этом этапе. Только всё начинает становится лучше, стабильнее, как вдруг происходит одно плохое событие - и тащит за собой множество других, ещё более плохих. Понимаете?

- Беда не приходит одна.

- Девиз моей жизни.

Они зашли в палату с единственной постелью. На ней лежала укрытая одеялом по шею слегка бледная красивая женщина с седыми прядями в тёмных волосах. Глаза её были закрыты, лицо выглядело умиротворённым.

- Вы оставите нас?

- Конечно, - улыбнулся чему-то своему Кашимов, прикрыв дверь.

«Чего он лыбу тянет?». Артём сел рядом с матерью, разглядывая её лицо. До рук он не дотрагивался - боялся, что они холодные. От неё больше не пахло лавандой.

Через несколько минут зазвенел коммуникатор.

- Да, алло, - вышел он в коридор. Доктора рядом не было.

- Алло, Артём?! Слышишь?!

- Да, это я, Семён, что случилось?

- Облава случилась! Менты, блять, офис перерывают! Калач и Немец уже в СИЗО! Я так думаю, к тебе тоже поехали. Если ты на хате, то вали оттуда живо!

- Блять! - сжал он в руке коммуникатор. - Что делать-то?

- Линяй к ебеням, Тёма! Из города, из страны, с континента - линяй куда подальше! Тут сейчас потянут за ниточки, на такое выйдут, что нам всем кранты. Я с Маришей уже в аэропорт еду, сначала к тестю в Украину, потом куда подальше! Бывай, Тёма! Удачи тебе, ты единственный был нормальный человек из всей нашей кодлы!

- Аллоооо! Семён! - позвал он, но собеседник отключился.

Вдох. Выдох. Успокоиться.

Направо по коридору. Слышится звук сирен. Показалось. Вниз по лестнице - через пять ступеней. Споткнулся, чуть не упал. Расхохотался, пошёл медленнее.

Первый этаж. Медсестра подняла голову, только когда он подошёл вплотную к стеклу.

- Девушка, - сказал он, стараясь выглядеть спокойным. - Передайте это доктору Кашимову, пожалуйста. Тут деньги, только всё передайте, вот ещё вам лично на собственные нужды.

- Но я...

- Не перебивайте, пожалуйста. Я очень спешу. Скажите доктору, что я умоляю его сделать с телом моей матери так, как она того хотела. Обязательно. Передадите?

Девушка испуганно кивнула.

- Хорошо. Этой суммы точно хватит, остальное пусть оставит себе. Попрощайтесь с ним за меня. И вы прощайте.

- Прощайте, - прошептала она.

Артём выпрыгнул на улицу. Ветер усилился, снег теперь сыпал вполне уверенными комьями. Туман пропал. Машина с Юрой внутри была отлично видна. Поспешив к иномарке, он поскользнулся на заледеневшей лужице, рухнул на спину, снова расхохотался, глотая ртом снег, как в детстве.

- Юра! - рывком открыл он дверь и рухнул на соседнее с водительским сиденье. Парень испуганно дёрнулся, вырвал наушники из ушей. - Заводи, поехали, быстро, но осторожно. Слушай меня. Сейчас едем до остановки, помнишь ту, на перекрёстке? Да. Вот, на ней я выхожу. Вот тебе деньги, - отсчитал он из своего заметно похудевшего кошелька. - Не перебивай. Я выхожу из машины, подожду автобуса, поеду в город сам - и мы больше никогда не увидимся. Кивни, если понял. Молодец, следи за дорогой. Вот так. Слушай, что надо делать тебе - уведи эту машину в лес, вон там, за рекой, помнишь, был? Заведи поглубже, но не слишком. Подожги её. Я серьёзно, ты знаешь, как это делать, не строй из себя фраера. Сожжешь свои права и коммуникатор. Порви с прошлым. Потом - добираешься до ближайшей остановки, запомни, где она, заранее, садишься на автобус или трамвай и едешь домой. Дальше - думай своей головой. Но знай - прошлого больше нет. Оно умирает прямо сейчас. Ты понял? Кивни. Всё, молодец. Вот и остановка. Приятно было с тобой повидаться, Юра. Прощай.

Он выскочил из машины, на ходу отключая коммуникатор. Хлопнул дверью, дождался, когда иномарка скроется за поворотом - и стремительно побежал в другую сторону, по дороге, ведущей в пригород. Он бросил курить. У него не было ничего, чтобы сжечь прошлое - паспорт, почти опустевший кошелёк и коммуникатор. Предстояло это купить - зажигалку или спички, неважно. А потом - к знакомому, справить новый паспорт. Взять билеты. Куда? Хотя бы к тетё, в Крым. А оттуда... куда угодно. Море как-никак.

- «Вы оставите нас?» - вдруг проговорил Артём, слегка улыбнувшись и не сбиваясь с темпа спринтера. – «Я сказал «нас», сказал о ней, как о живой. Вот почему он улыбался».

 

3.

- Здравствуйте, это вы номер 669?

- Д-да.

- Не нервничайте, процедура почти безопасна. По крайне мере, одна.

- Тут п-п-просто холодн-но.

- А, извините, аппаратуре нужна соответствующая температура. Вот сюда, располагайтесь поудобнее, разместите голову в захвате. Хорошо, сейчас подключим машину.

- Хорошо... вы сказали, «одна процедура»?

- Да, знаете ли, вашей памяти должно хватить. Но если провести вторую, третью и последующие - у вас могут начаться проблемы с личностью, психикой, сознанием. Не спрашивайте, откуда я это знаю, хаха.

- Н-н-не буду. А вы не скажете, к-к-куда меня от-пр-равят?

- Нет, к сожалению. Даже если скажу, там, при «погружении», вы всё равно об этом не вспомните. А после него будете помнить очень хорошо.

- В-вы тоже проходили «погружение»?

- Разумеется. Все проходили.

 

42 года

Артём не любил сезон дождей. Хотя бы потому, что не любил дожди вообще. А здесь, в тропическом климате в Тихом Океане, мощнейшие дожди в свой сезон лили, не переставая, заставляя его дрожать от холода в своей халупе и вспоминать. Разное.

Но сейчас ливень настиг его в море, когда он плыл на своей моторной лодке с острова местных к своему. Он мог считать его своим, так как за четыре года его жизни на нём, никто ещё не предъявлял свои права на сей невзрачный кусок песка, камней и джунглей посреди океана.

Что-то громыхнуло в небе.

«На гром не похоже» - уверенно подумал Артём, одной рукой управляя мотором лодки, а другой - удерживая выменянные у местных припасы в коробках, так и норовящих вылететь за борт во время штурма очередной волны.

Точно, не гром - это гудели мощные винты вертолёта. Винтокрылые птицы нередко прилетали на соседний, большой, остров, населённый местными, чьих национальности и языка Артём не знал. Но ни один пилот не отважился бы вылететь с острова в шторм. Значит, вертолёт летит не с острова, а на остров.

От всей души пожелав пилоту удачно сесть, Артём пошёл на приступ очередной волны. Когда он был на гребне, вспыхнула молния, но грома так и не последовало.

Добравшись до «родного» острова, он затащил лодку на берег бухточки и привычно спрятал в кустах. Прихватив с собой ящики с французскими консервами и марокканской водкой, он рысцой достиг накренившегося, но всё ещё крепкого одноэтажного строения, возведённого им лично в первые месяцы жизни на острове.

Оказавшись внутри, Артём расшевелил угли, подбросил древесины, выменянной у местных на рыбу еще месяц назад. Открыв ножом консервы - они оказались с каким-то мясом - и оторвав крышку бутылки, он приступил к трапезе, стараясь не обращать внимания на дождь. И плохое предчувствие, которое острыми маленькими коготками вцепилось в сердце.

К вечеру шторм поутих, море успокоилось, но дождь не перестал. Смеркалось.

Артём сел у порога, поглядел на пустынный горизонт. Остров местных находился с другой стороны, другой суши не было на много миль вокруг. В первое время изменчивый и каждый раз уникальный океан завораживал его, но вскоре стал обыденным задним фоном для его одинокого рутинного существования.

Добивая вторую бутылку, он привычно строил планы на завтрашний день. Выйти в море, наловить рыбы. Пройтись по острову, посмотреть, как прижились те кусты с неизвестными вкусными ягодами, привезённые Артёмом со второго острова два дня назад. Обед. Поупражняться в стрельбе. Сходить к ручью за водой. Пробежка. Ужин. Сон.

Кряхтение мотора. Большая старая лодка, почти яхта, которую он часто видел у причала острова местных. Принадлежала какому-то старому французу.

На памяти Артёма ещё никто и никогда, кроме него, не посещал этот остров. Он встал, отложил бутылку и консервы, прошёл внутрь дома, достал и наскоро приготовил к стрельбе пистолет Макарова. Чистить его в таком климате приходилось постоянно, но он старательно делал это, чувствуя, что оружие ему ещё понадобится. «Жаль, что гранаты кончились» - подумал он.

Когда с берега к его халупе по мокрому песку начали приближаться фигуры людей, он снова сидел у порога с бутылкой и консервами. Пистолет был спрятан в щели в полу возле стены, совсем рядом. Будь у приближающихся хоть что-нибудь, напоминающее оружие, Артём открыл бы огонь мгновенно. Восемь патронов на пять человек, увязших в песке и прекрасно видимых им на фоне заходящего солнца, - даже не интересно. Интереснее, если с других флангов подкрадывается ещё человек десять.

Люди постепенно приближались. Вскоре он смог их рассмотреть.

Первым шёл тот самый старый француз, кряхтя, с трудом переставляя ноги в мокром песке. Он поднял от земли взгляд, посмотрев на сидящего на фоне костра Артёма, в его единственном глазу полыхнул огонёк, как у кота.

За ним попятам следовало троё. Пухловатый темноволосый и бородатый мужчина с большим прямоугольным чехлом на спине и двумя объёмными сумками в руках. Щуплый молоденький паренёк с усами, волокущий сумку поменьше и задыхающийся от невероятных нагрузок. Среднего роста и сложения женщина с короткими волосами, уверенно месящая песок ножищами в армейских сапогах.

За процессией, чуть подотстав, с трудом шагала миловидная девушка лет двадцати пяти со светлыми волосами, собранными в длинный хвост. Одета она была прямо как юная натуралистка, даже бинокль и шляпу с круглыми полями не забыла. Загорелая кожа её ног в шортах и походных ботинках вызвала у Артёма странное забытое чувство.

Француз, добравшись до порога, склонил голову в приветствии и затараторил на английском. Артём понимал лишь каждое третье слово, а связать их в предложения даже не пытался. Впрочем, он всё же понял, это были «guests from TV». Репортёры, что ли? Ну нихрена себе.

Француз, закончив речь и не дождавшись реакции островитянина, повернулся к группе и пожал плечами.

- Незачем было так утруждаться, милейший, - вдруг пробасил пухлый мужик. - Он же русский, мы бы ему сами всё объяснили.

Теперь недоумённо застыл француз. Мужик поморщился и покосился на женщину в армейских сапогах. Та затрещала по-французски. Старик кивнул и что-то ей ответил.

- Здравствуйте, товарищ, - сказал бородач. - Вы же говорите по-русски?

- Нет, - хмыкнул Артём. Зря он добил вторую бутылку, ой, зря.

- Как «нет»? А мы думали, вы русский, - прошепелявил щуплый паренёк.

- Вас наебали.

- Хватит цирка, пожалуйста. Товарищ, как видите, почтенный старец и две женщины, а также моя дорогущая камера мокнут под дождём, - сказал толстяк, поправив чехол на спине. - Не позволите ли нам пройти внутрь? У нас есть еда.

- Ого, еда. А туалетной бумаги нет?

- Есть... а у вас что же, нет?

- Есть, причём дорогая французская. Но я вам её не дам, у вас есть своя. Входите, - разрешил Артём и даже помог нежданным гостям забраться внутрь. Расположились они вокруг костра очень тесно, седьмой человек не поместился бы. Артём со скрипом закрыл дверь, задвинул засов, поймал на себе настороженные взгляды. Хотел было в шутку достать тесак из-за пазухи, но передумал - перепугаются ещё, в костёр попадают.

- Чтобы не продуло, - объяснил он. - Ветер сейчас страшный начнётся.

Он сел, взял в руки консервы и начал доедать. Все молчали, глядя то в костёр, то на него, то на стены его жилища.

- Мне вам сказать нечего, - напомнил Артём.

- Ах да, - вдруг заговорила девушка с хвостом, грея дрожащие руки у костра. - Мы - репортёры российского федерального канала...

- Ладно, что вам надо? - грубо перебил он. Девушка обиженно замолчала. Ему вдруг стало стыдно.

- Многоуважаемому редактору кто-то сообщил, что на острове в Тихом Океане живёт русский эмигрант-отшельник, - сказал бородатый, щупая камеру сквозь непромокаемую сумку. - Нас направили. Мы должны взять у вас интервью. Как вы здесь оказались, зачем, как живёте, не жалеете ли и прочую лабуду. Вы согласны?

- Обычно предупреждают заранее, - проворчал Артём. - Я бы надел свои парадные шорты, прибрал бы валуны на острове.

- С вами невозможна никакая связь. Мы пытались, - сказал усатый парень.

«Ещё бы была возможна» - подумал беглый преступник. - «Но кто же меня сдал? Тётя не могла, она не знает, где я. Наверное, те иностранные туристы, которые меня встретили на острове аборигенов год назад. Может, среди них был и русский».

Впрочем, неважно. Сейчас гораздо важнее повежливей спровадить журналистов подальше с острова. Никакого желания рассказывать о своей богатой на события жизни федеральному каналу Артём не имел.

Он открыл рот, чтобы послать их на русское слово, но поймал нас себе взгляд девушки.

«Ну вот, блять» - расстроено подумал он, поняв, что послать их не сможет. - «Врать мне им теперь, что ли?»

- Угощайтесь, - выкрутился он, доставая из-за спины ящик водки. - Утро вечера мудренее. Правда, я не представляю, где вы будете ночевать, тут мы точно не поместимся. Дождь будет идти всю ночь, я уверен.

- Мы сможем в лодке, - сказал толстяк, благодарно кивнув. - Там есть тент. Но все не поместятся. Думаю, я и Аня останемся здесь. Пётр, проследи, чтобы старик и Генриетта устроились хорошо. У вас тут есть хищники? - обратился он Артёму.

- Были, - невозмутимо соврал Артём. - Уже нет.

Самым большим животным, которое он встречал на острове, была черепаха, едва достающая ему до колен. Она была очень вкусной.

Забрав с собой водки и консервов, старик, усатый и женщина в сапогах откланялись. Артём вежливо прикрыл за ними дверь, снова задвинув засов. И рухнул на пол, подложив под голову панцирь той самой черепахи.

- Устраивайтесь на том лежаке... Аня, - благородно разрешил он. «Лучше бы ей не знать, чем я на нём занимался» - расхохотался он.

Толстяк остался сидеть у костра, глуша уже третью бутылку, но совершенно не хмелея. Профессионал, понял Артём.

Он почти было заснул, но тут услышал шёпот. Шептала Аня.

- Валера, мне страшно. Он неадекватный. Мы уснём, а он нас тут порежет на куски.

- Успокойся, Аня, - ответил толстяк, приглушив голос. - Он нормальный мужик, ну, одичал чуток. Я неадекватных сразу узнаю, сколько раз их в патруле пиздил. А начнёт рыпаться, мозги вправлю.

«Мент» - подумал Артём, мерно посапывая.

- Ненавижу этого ублюдка, - сказала девушка, чуть успокоившись. - Да, я про Мивора Беридиктовича, редактора недоделанного. Взбрело же ему в голову репортаж об этом дикаре снять.

- После того, что ты ему сделала, а, точнее, не сделала, мог вообще направить в арктическую экспедицию, - хмыкнул бородач. - Сама на это пошла, когда профессию выбирала. Таскайся теперь по миру, хорошо хоть денег много платят. Эй, родной, не спишь?

- Нет, - ответил Артём, не раскрывая глаз. Услышал, как девушка вздрогнула.

- Кем ты был?

- Бандит. Рэкетир. Преступник.

- Хм, сидел?

- Да. Один раз, там и пересёкся с правильными людьми.

- За что?

- Жена моего друга изменяла ему со мной. Он нанял детектива, - Артём сел рядом с толстяком, взял бутылку. - Потом застукал нас. Застукал, хы. Стуки-стуки, как в детстве. Зашёл, даёт мне нож, сам берёт второй. Говорит, типа, сейчас всё решим, как мужики, на ножах. Я-то знал, что он обучался обращению с ними. Вот и решил меня театрально прирезать, идиот. Совсем свихнулся. Жену очень любил, наверное. В общем, я отказался, но он пырнул меня в живот. Я почти потерял сознание, но ударил его в ответ по горлу. Очнулся в больнице. Рядом сидели следователи.

- А жена что?

- Не видел больше никогда в жизни, только на суде, когда свидетельские показания давала. Упрятали. Отсидел, вышел, познакомился с большими людьми, вступил в организацию. Убивал, грабил, похищал. Разбогател. Потом - облава, всю верхушку повязали, хорошо, что я поехал в больницу, там мать умерла. Я как узнал - порвал со всем, даванул в Крым, там стал матросом, а дальше понеслось. Потом оказался здесь. Живу четвёртый год. Вдруг вы припёрлись, - он отхлебнул. - Что мне вам рассказывать? Мне меньше всего нужно светить рожей на федеральном канале, меня много кто помнит в России.

Валера молчал, глядя в костёр.

- Прям Санта-Барбара. Многих убил?

- Не считал как-то. Не меньше десяти. Сдать хочешь?

- Нет, прошло то время, - мотнул толстяк головой. - Просто интересно. И как ты можешь спокойно жить? Репортаж мы делать не будем. Ань, скажем, что он нас послал на хуй, хорошо?

- Хорошо, - негромко ответила она.

- Мы уедем завтра утром. Считай, на курорт смотались. Ты можешь оставаться здесь. Как тебя зовут, кстати?

- Артём.

- Валера. Так вот, Артём, раз узнали мы, что ты здесь, то могут узнать и другие. Можешь ждать гостей. Органам есть ради чего напрягаться, чтобы поймать тебя?

- Конечно. Мои показания могут закрыть «висяков» десять.

- Тогда жди гостей точно. Место засветил.

- Да я уж понял, - потянулся он. - Я не хочу делать тебя соучастником, так что не надо давать советов. Сам найду, как выкрутиться.

- Найдёшь, верю. Надо же, Робинзон Крузо херов. На остров сбежал. А чем живёшь?

- Ловлю рыбу, меняю у местных с другого острова на всякие иноземные припасы.

- А они сами, что, ловить не могут?

- Ловят, почему. Только очень мало. Копьями и удочками. До сетей и гранат никто пока не додумался. Кроме меня.

- Гранат? - расхохотался Валера.

- Ну, было пару ящиков РГД. Кончились недавно, перешёл только на сеть. Всё равно неплохо, за день ловлю больше, чем они за неделю. Они не особо это дело любят, больше фрукты да ягоды собирают, ещё птиц разводят на продажу. Вот и меняемся.

- Хорошо устроился.

- Да, только вот надоело. И так драпать думал, а теперь сам Бог велел.

- Не буду спрашивать, куда ты собрался. Уверен, у тебя уже есть план, - сказал Валера.

- Есть, - хмыкнул Артём.

- Давай спать. Завтра утром мы уедем.

- Не сомневаюсь. Мы.

Дождь лил, не переставая.

 

2.

- Здравствуйте, гражданин. Ваш номер - 669?

- Да, это я.

- Хорошо, присаживайтесь. Это вас рекомендовал гражданин...

- Да.

- Ага, отлично. Ну что ж, рекомендации хорошие, образование отличное, знания вроде как есть. Если бы не пустой послужной список - были бы идеальным кандидатом.

- Спасибо.

- Это не комплимент. Надеюсь, вы понимаете, что, не смотря на рекомендации, вы пройдёте все процедуры в абсолютно обычных условиях?

- Да. Я благодарен, что меня до них хотя бы допустят.

- Без рекомендаций столь уважаемого человека это было бы невозможно.

- Понимаю.

- Ну что ж, пройдём в ту комнату. Вот, садитесь. Ознакомьтесь с бумагами и подпишитесь. А пока представьте мне ваши личные данные.

- Можно спросить?

- Каков шанс «несчастного случая»? Честно - не знаю, не спрашивал. На моей памяти ни разу не было.

- Спасибо.

- За что? Я же не ответил.

- Вы ответили.

- Ну всё, ваши данные в базе, теперь нужна лишь ваша подпись, и можно приступать. Ознакомились с документами?

- Да. Подписался.

- Отлично. Пройдёмте за мной, сюда, к лифту. Теперь я отвезу вас в страшное тёмное подземелье пыток нашей организации. Шучу, оно хорошо освещено.

- Хаха.

- Если шутка не показалась вам смешной, лучше не смейтесь, у нас ценят искренние чувства.

- Запомню.

- Вот и приехали. Проходите в ту комнату, раздевайтесь, вас отведут к аппарату. Желаю удачи.

- Спасибо.

 

67 лет

Катить по идеально ровному дорожному покрытию был одно удовольствие, даже нежданно начавшийся дождь, намочивший качественный немецкий асфальт, не мог испортить настроения. Тем более на такой резине.

Артём ускорился, хотя уже и так превысил максимально допустимую скорость. Лихой русский дедок на спортивном джипе, несущийся под двести десять по немецкой автостраде. Со стороны это наверняка выглядело бесподобно.

Артём ухмыльнулся. Проигрыватель добрался до его любимой песни - песни его молодости.

Затренькал сигнал вызова. Артём привычно потянулся к коммуникатору, но вспомнил, что в новеньком джипе установлен революционный модуль виртуал-коннекта.

- Ответить, - сказал он. На лобовом стекле отразилось лицо сына, из колонок раздался голос.

- Привет пап. Опять гоняешь?

- Привет, Петь. Ну дык, - усмехнулся Артём новыми зубными протезами. - Что случилось?

- Да ничего, мы с Верой вас с мамой пригласить к себе хотели, на ужин.

- Ну так приглашай. Повод есть?

- Меня повысили.

- Да куда ж ещё-то? - захохотал Артём. - Ты и так вроде директор. Поздравляю, в любом случае.

- Я был замдиректора отдела. Теперь директор. Прошлый погиб вчера в аварии.

- Ну, молодец. Весь в отца. В 25 - а уже руководишь кучей остолопов.

- Батя, осторожнее веди, хорошо? - посерьёзнел Пётр. - Мне тут приснилось недавно... нехорошее. Внимательней на дороге, ладно?

- Всё, всё, уже сбавляю скорость, - честно скинул до ста восьмидесяти Артём. - Сейчас тогда за мамой заеду, и к вам?

- Да, ждём. Найдёшь дорогу? А то заблудишься, как в тот раз.

- А куле тут всё по не-нашенски написано. «Хормельдорфшвайц», «Дасрихтельбирг», тьфу, что за слова. Найду, сын, я теперь точно дорогу запомнил.

- Хорошо, ждём, - его лицо исчезло. Из колонок полилась музыка. Музыка его молодости.

Хлопок лопнувшей шины и раскат грома.

 

1.

- Будете ещё чего-нибудь? Мы закрываемся через час.

- М? Нет, спасибо, я тут посижу чуть-чуть и пойду.

- Хорошо. Скажете, если что понадобится. О, ещё один полуночный посетитель.

- Бармен?!

- Да, здравствуйте.

- Мне два стакана водки, да поживее! Уф!

- Как скажете. Сейчас принесу.

- Эм? Здравствуйте, гражданин, мы с вами не знакомы?

- Вряд ли, гражданин, у меня хорошая память на лица.

- Не верю. Вспоминай, дружок, Бреннский университет, факультет экономики и бизнеса. Ну?

- А, это ты?! Ну ты вообще, изменился, не узнать без твоего плаща в пол!

- Здарова, брат, здарова. Да, вот, бороду сбрил, постригся, костюмчик нацепил, и выгляжу уже как вполне приличный человек.

- Но всё также хлещешь водку?

- Ахаха, нет, сегодня в качестве исключения. У меня дочь родилась.

- Поздравляю! Как назвали?

- Ещё не придумали.

- Ну, за это надо выпить.

- Надо, надо, да вот бармен этот куда-то запропастился. Ладно, ты сам-то как?

- А я что? Получил второё образование, инженерное, закончил с красным дипломом.

- Инженер, говоришь? Какая специальность?

- Лазерные и нанокоммуникации.

- О, а стаж есть?

- Нет, второй год мотаюсь, работу найти не могу. Даже красный диплом не помогает.

- Ну это да, сейчас опять мировой кризис - вроде, восьмой уже по счёту, или девятый? Ну, у тебя ещё профессия одна из самых востребованных, повезло.

- Не слишком. Мои услуги стоят слишком дорого, а специальность узкая. Им проще брать недорогих разнопрофильных фрилансеров.

- Это да. А вот и бармен!

- Ваша водка, гражданин. Мы скоро закрываемся.

- Хорошо, хорошо. Будем, брат!

- Будем.

- Ху... Слушай, брат, ты слышал об «Энерджик Спешлс»?

- Кто ж не слышал. Но мне туда не пробиться, это элита, там связи нужны.

- Считай, связи есть. Я там менеджер отдела.

- Ох ты...

- Да. Если хочешь, могу помочь устроиться.

- Ещё спрашиваешь!

- Ха-ха, эй, а где твоя былая скромность?!

- В жопу её! «Энерджик Спешлс», подумать только!

- Удачно ты в бар зашёл, да?

- Ты тоже - порекомендуешь отличного специалиста, наверняка бонусы получишь.

- Надеюсь. Бармен, ещё водки.

- Пожалуйста.

- Брат, только надо тебе кое-что сказать.

- М? Ты всё это сейчас выдумал?

- Ага. Нет, серьёзно. Ты слышал о «тестовых погружениях»?

- Э... да, но надеялся, что никогда не опробую...

- Придётся, друг, это стандартная процедура. Через «погружение» все проходят, от подсобных рабочих до начальников отделов.

- А ты проходил?

- Конечно.

- И как?

- Ну, обычно об этом не рассказывают, ну да ладно, тебе можно. Только не говори никому. Подписываешь бумаги, что в случае любого форс-мажора не будешь ничего требовать от компании. Там есть какой-то минимальный риск свихнуться при погружении, я подробно не спрашивал, так спокойнее. Потом - сразу же погружение.

- Каким образом?

- Садят на какое-то кресло и что-то подключают к голове, не важно. Короче, друг, ты вырубаешься почти мгновенно. Потом приходишь в себя через несколько часов - ужасно голова болит, ссать хочется и пить. А в мозгу у тебя - память целой жизни, другой, ненастоящей.

- Ого...

- Ты вспоминаешь, что прожил там, в «погружении», целую жизнь. Представь, они сохраняют твоё сознание, твой характер, мировоззрение, личность - и помещают в ненастоящее тело, в выдуманный кем-то шаблонный мир. И прогоняют по всем кругам ада - страдания, боль, потеря близких, в общем, испытывают тебя на прочность.

- Ужас... зачем?

- Как «зачем»? Ты должен быть устойчив - и морально, и физически, ты должен уметь выкручиваться из сложных ситуаций и решать проблемы - других в «ЭС» не держат. А «погружение» даёт самые точные тестовые результаты. Работодатели будут очень хорошо знать, кто ты, что ты и на что способен, есть ли тебе место в компании! Абсолютно верные показатели твоих качеств лидера, руководителя, подчинённого и много чего ещё.

- И как... ощущения? Кем ты был?

- Ну как... это было какое-то средневековье, век точно не скажу, одна из европейских стран. Меня сделали сыном крестьянина. До двенадцати лет я пахал, как проклятый, работал на земле. Каждый день. Как в реальности. Все чувства, мысли, эмоции были абсолютно, друг, абсолютно реалистичны. Я реально прожил свою жизнь. Потом мою «семью» убивает злой король, я присоединяюсь к повстанцам, со временем возглавляю их, поднимаю бунт...

- И?

- Убить короля не удалось, но мы изрядно ему насолили. Меня казнили в возрасте тридцати шести лет. Повесили. Как сейчас помню хруст шейных позвонков - а потом очнулся в том самом кресле.

- Господи...

- Самое страшное - что первое время не работают зрительные нервы и память. Ты ослепший и уверенный в том, что ты тот, чью жизнь тебе довелось прожить. Кричишь, мечешься. Я думал, что попал в Ад, о котором пастор говорил… Но это быстро проходит, через минуту ты уже хорошо осознаешь кто ты, что ты пережил и что тебе надо в туалет. А потом тебе говорят твой балл, который выставляет группа аналитиков, наблюдавших за всей твоей жизнью. У меня было 39, это хорошо. Через неделю со мной связались и предложили работу. Ух, надо горло промочить.

- Это того стоило?

- Ху... Да, однозначно. Социальное положение, работа и достаток в нашем обществе стоят любую цену. Ну, или почти любую. К тому же, хаха, я теперь знаю всё о посадке репы и пшеницы, а ещё умею стрелять из лука и обращаться с мечом. Наверное - я не пробовал. Но уж моя личность изменилась точно - с этим ничего не поделать. Я фактически прожил ещё 36 лет, без последствий это пройти не может. Я стал… старше, мудрее, что ли. Знаешь, когда эта технология станет общедоступной, это будет прорыв. Люди смогут прожить ещё одну жизнь так, как хотят они, испытать невероятные ощущения, осуществить мечты. Но пока что корпорации используют эти агрегаты, чтобы прогонять кандидатов в уборщики через Ад. Практично и цинично.

- А меня тоже отправят в средневековье?

- Не знаю, у нас не принято рассказывать друг другу о «погружениях». Но вроде как это средневековье - лишь один сценарий из нескольких. Можешь вообще оказаться в древнем Риме или ещё там где, с историей у меня не очень.

- Мда... Кстати, ты сказал, они перенесут мой характер и личность. Как это возможно? Я думаю, если я проживу целую жизнь с нуля, в других условиях, в другом времени и обществе, у меня будет другая личность. И их тест окажется бесполезен.

- Я не слишком смыслю в философских материях, в которые мы сейчас залезем, давно не напивался. Как мне кажется, они как-то копируют твою личность, оставляют её нетронутой, а мир подстроится под неё и преподнесет соответствующие испытания воли. То есть, на меня, конечно, сильно повлияла жизнь, проведённая в средневековье. Но когда я «вынырнул», мне показалось, что это сон. Просто очень длинный и богатый на события. И он не так уж важен для меня – был, был и прошёл.

- Граждане, у вас очень интересные истории, но, может, вы уже пойдёте отсюда? Не поймите меня не правильно, у вас ещё полчаса времени, просто ради вас двоих торчать здесь до часу ночи...

- Нет проблем, бармен. Сколько с нас?

- Вот счёт. За понятливость - скидка 10%.

- Бери всё, и на чай тоже. Купишь жене шубу. Кольцо у тебя красивое.

- Спасибо, гражданин.

- Не за что. Пошли, мой дурень-инженер с красным дипломом, устроим твоё будущее.

 

81 год

«Я помню тебя, отец. Михаил... Алексеевич. Помню, как не мог тебя простить за то, что ты бросил нас с мамой и растил чужого тебе ребёнка. Как ненавидел, когда ты не звонил. Когда ты не помогал. Когда ты умер, не прощённый мною. Авария на производстве. Утечка чего-то там химического. Раз - и смерть».

«Я помню тебя, брат. Вадим, Вадик, Вад. Поросёнок, как тебя называли за глаза одноклассники. Потому что в глаза боялись. Сколько мы всего пережили. Мы стали друзьями, соединёнными предательством моего отца. Мы были как братья. А потом - ты поступил в университет, а я пошёл в армию. Ты забрал у меня Настю, мою школьную любовь, как и моего отца, и так и не отдал. Мы предали тебя, прокляли тебя, убили тебя. Прости. Я за это никогда не расплачусь».

«Настя... беловолосая дура. Как я любил тебя, как я мечтал о тебе. Почему ты была с ним? Что в нём было лучше? Почему ты поддалась мне, почему позволила нам предать его? Как ты жила после случившегося? Где ты теперь? Не узнать мне этого. Спасибо тебе, мой луч солнца».

«Сёма, Штабель, Немец, Калач и другие... вы показали мне свободу, другую сторону жизни. Опасную свободу, губящую. Это чудо, что я смог отказаться от неё, уйти от ответственности. Что ж, кое-что хорошее мне дали и вы, стоит это признать. Знание жизни, рискованность, веру в себя и свои силы. Стойкость. Но взамен замарали мои руки кровью и слезами. Ну что ж, мне не впервой».

«Аня... помнишь, как ты боялась меня, как ты испугалась тогда, на острове? А Валера говорил, что в случае чего «вправит мне мозги». А потом был шафером на нашей свадьбе. Пожалуй, самая счастливая часть моей жизни - короткие, ужасно короткие двадцать восемь лет. Наш сын, переезд в Германию. Сын знал немецкий лучше, чем русский, нашёл себе жену из семьи русских эмигрантов. Зашибал деньги, подарил мне тот проклятый джип. А потом это инвалидное кресло. Простил ли он себя за это? Не знаю, но я на него и не обижался. Мне жаль, сынок, жаль, что я так мучил тебя. Прости и спасибо. Живи, жену оберегай, на восьмом месяце уже. Жаль, что мама умерла так рано. Она была международной журналисткой-путешественницей, до безумия влюблённой в свою работу. Я думаю, в глубине души она и хотела так умереть - сорвавшись со скалы в Индонезии, испытав чувство полёта и свободы с мгновенным концом. Уж точно, не так, как я...».

«Я помню тебя, мама... как давно это было, Господи Боже мой. Помню всё, все слова и чаяния. Твою любовь, доброту и строгость. Помню лаванду. Помню, как ты умерла. Тот доктор сказал, что ты умерла во сне, не мучилась. О, сейчас я понимаю, какое это счастье. Ты была его достойна, ты его заслужила, за все свои страдания, беды, труды, заботы. Прости меня за всё и спасибо за всё. Надеюсь, ты не жалеешь, что твой прах развеяли с самолёта. Спасибо тому доктору и медсестре… хорошие люди».

«Как больно» - отстранённо подумал он.

Коляска перевернулась, он упал с лестницы, сосчитав бесчувственным телом каждую ступеньку. Лежал в луже крови из разорванной рёбрами грудной клетки, уткнувшись головой в собственный ботинок и придавленный тяжёлым креслом. Сиделка слушала музыку в комнате на втором этаже элитного особняка в сердце Германии или опять еблась с садовником. Неважно, пусть радуется своей юности, пока может. Он не в обиде.

«Блять, а ты хотел лёгкой смерти?» - беззвучно рассмеялся Артём. - «После всего того, что сделал другим? Нет, сука, лежи теперь и страдай. За всё надо платить».

«Не зря я прожил свою жизнь».

 

7. Эпилог

- Алло, да?!

- Профессор, вы ещё не удалили дело этого номера 669?

- Нет, мадам, а зачем вы спрашиваете?

- Мне тут секретарь понадобился новый, старый в аварии погиб. Пристрою вашего подопечного, так и быть. Заслужил.

[/more]

Изменено 17 августа, 2012 пользователем Chelni

[mishka800]

Оооооочень много букфф а так прикольно

[Dan_Guevara]

Осилил много букв =D

Здорово написанно.

[Фелина]

здорово....