Рассказы

[Chelni]

Короткий несерьёзный рассказ из небольшого цикла. Набиваю руку, как говорится.

 

[more=1]

Спалось Итону плохо. Несвязные минутные кошмары чередовались с пугающе резкими пробуждениями, снова сменяющимися дрёмой. Узник слышал глухие голоса – его сокамерники, товарищи по несчастью. Кто-то молился, иной бился в истерике, остальные поносили короля. Посапывающие за дверью темницы стражники не мешали им наговориться вдоволь.

Итон так и не выспался в свою последнюю ночь.

Утро настало слишком быстро. Не успели ещё первые холодные лучи коснуться решёток окон, как в помещение уже ворвалась, гремя латами и лязгая зубами, дюжина солдат. Руки крепко хватали обречённых за плечи, а ноги так же крепко били тех, кто пытался сопротивляться.

– Долой проклятого узурпатора! – кто-то взвизгнул. Его ударили железной перчаткой по губам, разбив губы в кровь.

Не прошло и минуты, как все шестеро изменников были выведены из темницы, крепко связаны, затем построены в ряд и сопровождены отрядом стражи непосредственно на Алый Двор.

– Мой король, ведут, – похрипел голос.

Король Михаил буркнул в ответ что-то неопределённое, сонно поёжившись в лучах восхода. С неохотой разлепил яркие голубые глаза.

– Кто там? – зевнул он, с трудом выпрямляясь в мягком кресле. Многочисленные золотые украшения и драгоценные камни на роскошных меховых одеждах звякнули, бросив солнечных зайчиков по углам балкона.

– Шесть изменников, мой король, – ответил стоящий рядом с его троном сгорбленный старик в сером кафтане, серых штанах и сандалиях. Простой пояс украшала внушительных размеров медная бляха.

– Что-то мало, – заметил Михаил, почесывая лысеющую голову. Увесистая корона, инкрустированная бриллиантами и алмазами, едва не съехала ему на колени. – Неужели перевелись в королевстве желающие моей смерти?

– Я работаю над этим, – отозвался старик.

– Верю. Вижу едва ли не каждый день своими глазами, – кивнул король. – Ну и где они? – посмотрел он на пустой Алый Двор под балконом.

– Сапоги гремят. Уже близко, – заверил старик.

В ту же секунду из тёмной арки на каменные плиты площади шагнули бравые стражники, упакованные в тяжёлые стальные доспехи. Отсалютовали владыке, благосклонно взирающему на них с высоты королевского балкона, и привычно разошлись по углам небольшого внутреннего замкового двора, встав по пять человек под каждой стеной.

Король и его советник будут единственными зрителями на казни. Но охранять их, понятное дело, надо в тысячу раз лучше, чем толпу простолюдинов.

На Алый Двор вывели осуждённых со связанными за спиной руками и выстроили в ряд. Солдаты встали за спинами мятежников, удерживая за плечи и локти.

Итон поморщился от яркого света – оказывается, пока их вели по коридорам замка, день уже вступил в свои права, и солнце даровало пустые лучи безоблачному небу над столичным градом. Ветер завывает над головами, но присутствующие находятся под надёжной защитой высоких каменных стен без единой щели или трещины, возвышающихся над квадратной площадью на три человеческих роста.

Итон оглянулся – вслед за ними через единственный вход на Алый Двор прошёл грузный здоровяк в чёрно-зелёной полосатой маске. На плече покоится громадный топор, в лезвии которого приговорённый увидел свое кривое отражение. Следом за палачом семенит коротышка, волоча небольшую плаху. Парочка отошла в сторону. Их выход будет позже, ближе к занавесу. Здоровяк застыл у стены, опёршись о длинную рукоятку орудия казни, карлик уселся на деревянную колоду и болтал ногами, о чём-то весело бормоча.

Громыхнула железная решётка в арке, отрезав солдат и изменников от внешнего мира.

Никто не двигался, даже бледные до прозрачности осуждённые.

Король Михаил окинул их бессмысленным взглядом, который сфокусировался лишь на лице офицера стражи. Правитель махнул рукой, повелевая ему приступать.

– Приговорённые к смертной казни изменники королевства в количестве шести человек доставлены на Алый Двор по распоряжению вашего высочества! – прогавкал пухлый вояка привычные слова. – Предоставляете ли вы им Право Последнего Выбора, ваше королевское величество?

Владыка неопределённо дёрнул головой, что обычно означало согласие.

Итон с трудом сдержал рвущийся наружу вопль. Да! Король дал им право! Значит, не всё ещё потерянно! Он закрыл глаза, мысленно благодаря всех известных и неизвестных богов за предоставленную возможность.

Прочие осуждённые не изменились в лице. Их взоры были устремлены вверх, на лицо ненавистного короля, которому было лень даже удостоить их ответным взглядом – он сосредоточенно рассматривал мех на воротнике, выискивая пылинки или комки.

– Как прикажете, ваше высочество! – склонил голову офицер. – Изменники! По древним традициями королевства и с разрешения его высочества короля Михаила Безглавого, вам было предоставлено право выбрать себе смерть!

– Велико одолжение! – злобно сплюнул один из осуждённых.

– Молчать! – взвизгнул офицер. – Данным правом вы сможете воспользоваться лишь в том случае, если прямо сейчас, открыто и на глазах всех присутствующих отречётесь от своего предательства, проклянёте себя за измену и назовёте короля Михаила своим повелителем!

– О, боги, Неем! – проговорил на балконе вышеуказанный король, водружая подбородок на кулак. – Эта свинья повторяет одни и те же слова перед каждой казнью. И так каждое утро, день за днём. Мне его голос уже ночами снится.

– Позвольте заметить, мой король, что у многих людей проблемы куда существенней, – ехидно заметил старик. – Например, вон тем сейчас отрубят головы. Терпите, что я могу сказать.

– Может, хоть раз, в качестве эксперимента, отказать в этом проклятом праве?

– Традиции, мой король, вы же знаете. Король всегда предоставляет изменникам Право Последнего Выбора.

– Традиции… – повторил правитель. – Опять эти обряды, обычаи… всё шелуха.

– Но…

– Только закон может иметь силу. А закон – это я, – процедил Михаил.

– Не начинайте опять, мой король!

– Не смей мне указывать, старик.

– Если не я, то кто? – сказав эти слова, Неем тут же пожалел. Но было поздно – король покосился на него с непониманием.

– Плохая шутка, – заметил он.

– Простите, мой король. Шутить на казни умеют только шуты.

– … есть ли среди вас те, кто готов воспользоваться Правом Последнего Выбора? – закончил длинную официальную речь офицер.

Никто из мятежников не произнёс ни слова.

– Кто-нибудь? – оглядел короткий строй толстяк. – Ну, раз…

– Кажется, сегодня закончим по-быстрому! – потёр руки Михаил.

– Я! – собравшись с силами, шагнул вперёд Итон. Король издал стон, полный страдания и боли.

Товарищи мятежника разразились проклятиями и отборными ругательствами. Кроме одного паренька по имени Крыс. Прошлой ночью он бился в истерике и неожиданно проявил повышенную религиозность, вымаливая у бога спасение несколько часов подряд.

– Я тоже! – крикнул он, выпрыгнув из строя.

– Поганые вы твари! – громче всех рычал за их спинами бородатый Хапан, лидер мятежников. – Я же вас как родных детей оберегал! Мы клятву приносили! Итон, Крыс! Как вы посмели предать наше дело?! Вашим матерям надо было… – стоящий рядом плешивый солдат, дождавшись молчаливого разрешения офицера, зажал бородачу рот кляпом, едва не удушив. Прочие изменники умолкли сами.

– Вы готовы воспользоваться вашим Правом Последнего Выбора? – обратился к вышедшим из строя офицер.

– Да, – твёрдо ответил Итон. Крыс судорожно кивнул.

– Тогда вставайте перед королём на колени. Вот здесь, – указал на центр двора толстяк. – Солдат, неси сюда текст! Вы читать-то умеете? – спросил он.

– Нет, – качнул головой Итон. – Я запомню.

– Умею, – заикаясь, сказал Крыс. – Обучался в храме у…

– Какая разница? Где текст, солдат?

– Сейчас, ваше офицерство! – судорожно копался в сумке стражник.

– О, боги, ещё одна задержка, – воздел очи горе король Михаил. – Почему я вообще должен присутствовать на казни каждого изменника? Конечно, «традиция», – отмахнулся он от заикнувшегося старика. – Но откуда она взялась?

– Никто не помнит. Надо обращаться к придворным историкам, мой король. Может, в хрониках и остались какие-нибудь упоминания…

– Неужели у моих предков было так много времени для того, чтобы лично наблюдать, как головёшки этих бедняг скатываются в канаву?

– Думаю, в их времена изменников было меньше, а казни их происходили реже, – предположил Неем.

– Не каждые два дня, это уж точно.

– Узурпатор! – внезапно прервал неловкую паузу, вызванную замешкавшимся солдатом, один из осуждённых, лысый и усатый. – Будь ты проклят, отродье свиньи! Когда до твоей королевской жопы, наконец, доберутся, я лично встречу тебя в воротах ада!

– Как интересно, – посмотрел на крикуна Михаил. – Советник Неем, неужели слухи о незаконности моего присутствия на троне всё ещё ходят в народе?

– Несомненно. Это сопутствующий эффект вашего… вашей внутренней политики.

– Поясни.

– Она, как вы знаете, непопулярна у большинства ваших подданных. Во времена вашего отца людям жилось намного легче.

– Мой отец гниёт в могиле уже пятый год, а они всё ещё мечтают вернуть его на трон?

– Не совсем. Народу плевать, чья… личность сидит на троне. Они хотят вернуть не совсем его, но его политику, взгляды, продолжить начатые им реформы. Он снижал налоги, устраивал праздники, поддерживал простой люд, армию, помогал купцам, попутно ужимая в правах дворян. Да ещё и годы его правления были как на подбор – урожайные. Ну и войны две выиграли, конечно. И это всего за двенадцать лет, которые он был на троне. Вы же…

– Понятно. А я за пять лет правления только пировал украденной у крестьян едой и купался в украденных у купцов деньгах? – предположил Михаил.

– Народу кажется, что так. Попробуй им объяснить, что король не может решать, будет засуха или нет. Да и оказываемая вами поддержка дворянства тоже не вызывает восторга. Войну проиграли, опять же. А учитывая странные обстоятельства гибели вашего старшего брата…

– Понимаю. Я отравил отца, затем скинул брата с башни, а потом узурпировал власть. И всё за один день.

– Как-то так.

– Как же они слепы! Простите, Неем.

– За что? – рассмеялся старик. – За то, что я слеп? Я ничего не вижу с детства, и мне эта тьма привычней света, мой король. Когда меня называют слепым котом, я чувствую лишь гордость. Ещё ваш отец…

– Для кота ты слишком много разговариваешь.

Неем насупился.

– Ну наконец-то! – выдохнул побагровевший офицер, когда солдат всё-таки нашёл листок со словами. – Имя?! – грозно спросил он у прыщавого юнца в слишком большом для него шлеме.

– Кастус, ваша честь! – пропищал он.

– Потом передам сержанту выпороть тебя! Двести плетей! – пообещал офицер. Откашлялся, собираясь начать читать текст. Опомнился, протянул его Крысу. – Это же ты должен! Давай громко, с выражением, чтобы король слышал! Да я держу листок, читай.

– «Я, ваше полное имя, каюсь…» – приступил парень.

– Дурень! – взвизгнул офицер. – Называй своё имя!

– Простите… – Крыс, с трудом унимая дрожь в коленях, начал вновь – «Я, Пестус Повит, каюсь в совершённых мною преступлениях, направленных против моего короля, полное имя короля, государства и…» ой…

– Верю, верю! – не выдержал Михаил и вскочил на ноги. – У меня на сегодня запланирована тысяча важных дел! Меня послы ждут! Давайте быстрее, как-нибудь, а?! – вопил он, свесившись с балкона. Корона чуть не упала с царственной головы, но Неем умудрился удержать её на законном месте.

– Ваше высочество…

– Лучше помолчи! – вернулся на трон Михаил.

Слепой старик послушно умолк.

– М-м-мне заново читать? – прошептал белый от ужаса Крыс.

– Давай только последние слова! – принял решение тоже белый от ужаса офицер, поняв, что король совсем не в духе. Тут не до традиций, как бы самому двести плетей не отсыпали.

– Ага. «… И прошу предоставить мне выбор смерти»! – дочитал он. – Э… всё, я могу говорить?

– Выбирай уже! – вновь не удержался от вопля король, отчего все присутствующие на Алом Дворе вздрогнули.

– Хорошо… – Крыс собрался с силами и, выпрямившись, произнёс во всю ничтожную мощь лёгких. – Я хочу умереть от старости!

Эхо его крика, скатившегося к концу фразы в писк, пронеслось по коридорам королевского замка, заглохнув, потерявшись среди углов и прочных каменных дверей.

Король и Неем хранили молчание, их примеру следовала стража и осуждённые.

Итон поперхнулся. Крыс тоже догадался так сказать! Он всегда был сообразительным, особенно когда на кону стояла его шкура. Оставалось надеяться, что второй раз это тоже сработает.

Один из стоящих в ряду изменников вздрогнул – и рухнул на колени, умоляя предоставить и ему Право Последнего Выбора.

– Нет, время ушло, – отрезал офицер. – Уже поздно.

Крыс выглядел счастливым и гордым своей смекалкой. Он-то обучался грамоте в храме у настоятельницы Совиллы, не то, что эти деревенщины, умеющие только своё имя по слогам произносить!

– Это моё право! – крикнул парень на всякий случай, видя, что его не торопятся уводить с места казни. – Это моё священное право! Это традиция! Её нельзя нарушать!

– Да замолчи уже, – одёрнул его стоящий рядом солдат.

Михаил вынес вердикт:

– Всё верно, ты сделал свой священный выбор. Даже я, король, не смею нарушать традиции, – покосился правитель на Неема, словно он был в этом виноват. – Так что твоя воля будет исполнена.

– Ура! – не удержался от радостного крика Крыс, когда солдаты ставили его на колени и опускали голову на заранее подставленную плаху. – Но… что? Что вы делаете?!

Палач подошёл к нему, каждым шагом потряхивая крохотные камушки на плитах Алого Двора.

– Не-е-ет! Как вы смеете?! – возмущался осуждённый. – Священное право…

– Твоё право не нарушено, – сказал палач неожиданно жутким писклявым голоском. – Читай, ты вроде умеешь!

Напротив лица Крыса опустилось лезвие секиры. «Старость» – почитал он гравировку.

– Это имя моей девочки, – пояснил палач. – Ты умрёшь от старости, не сомневайся.

Крыс начал визжать, и визжал до тех пор, пока топор, коротко свиснув, не перерубил его цыплячью шею.

Крови было совсем немного. Голова казнённого покатилась по специальному желобу, уводящему под стены Алого Двора. Тело оттащили скучающие солдаты.

Стоящие в строю четверо мятежников переглянулись. Они испытывали смешанные чувства. С одной стороны, справедливость вроде как восторжествовала, а с другой – им от этого ни горячо, ни холодно.

«План надо менять!» – лихорадочно соображал Итон.

– Второй изменник, пользуйся Правом Последнего Выбора, – поднял офицер текст на уровень его глаз.

– Я не умею читать… – напомнил Итон.

– Хм, обычно в этом случае клятву от твоего имени зачитывал бы я… но… – толстяк покосился на королевский балкон. – Короче, произноси просто последние слова. Помнишь?

– Да. «Я прошу предоставить мне выбор смерти»! – громко произнёс Итон.

– Выбирай, – пожал плечами офицер, убедившись, что Михаилу всё равно.

– Я хочу умереть… я хочу умереть… – никак не мог собраться с мыслями осуждённый. – Я хочу умереть… о… я хочу умереть от времени! – нашёлся он. Замер, ожидая реакции короля, плача и стражи.

Офицер вздохнул.

Весёлый карлик, до этого бормотавший себе что-то под нос у дальней стены, вскинулся.

– Нести другую секиру, папа?

– Неси, сынок, неси… ту, которую зовут «Время», – пропищал палач.

Сердце Итона упало куда-то на уровень желудка.

– О боги, никакого разнообразия, – закатил глаза король. – Плохая у моих подданных фантазия. Все одно и то же говорят. Сказывается низкий уровень образованности. И книг мало. Всё-таки надо печатный станок разрешить…

– Как можно! – возмутился Неем. – Святой Орден признал его адской машиной. И только в его власти отменить своё решение.

Радостный карлик вприпрыжку побежал прочь со Двора. Перед ним приподнялась решётка, выпуская наружу, и тут же с грохотом опустилась на место.

– Ах да, я и забыл, – с издёвкой произнёс король, глядя ему вслед. – Тоже мне. Человек всего-то решил напечатать Белую Книгу, чтобы распространить её среди народа, а Орден его за это… жаль, в общем.

Неем вздохнул. Всем было хорошо известно о трагической случайности, остановившей развитие книгопечатания в стране на сотню лет. Бедный Макус Мехакус, изобретатель станка, ошибся всего в паре букв, из-за которых изменилось слово, а вслед за ним и смысл предложения. И вместо того, чтобы «славить бога», печатный вариант Белой Книги склонял делать с ним кое-что другое, непотребное.

Сначала Орден сам способствовал распространению неточных копий. Но потом, когда по стране поползли слухи, опомнился и перечитал текст. Магистр Ордена, что называется, психанул. С тех пор станок и любые печатные книги в королевстве были под запретом.

Карлик вернулся во Двор, волоча за собой по земле другой топор. Проход за ним вновь закрыли.

– Интересно, в прошлом таких вот «умников» и в самом деле оставляли умирать от старости, времени, какой-нибудь редкой болезни и прочего? – пробормотал король.

– Видимо, да, – пожал плечами Неем. – Ваша идея с названиями для топоров палача стала новацией.

– Странно, что она не перечила никаким традициям… – устало буркнул Михаил.

Старик промолчал.

Внизу, на Алом Дворе, раздался короткий свист и глухой удар.

[/more]

[Azair]

Запости свои покемон-комиксы и битвы зверей лучше.

[Нагибатор_из_Сибири]

Витя, где дожди, где радуга?)))))

[Chelni]

Запости свои покемон-комиксы и битвы зверей лучше.

Я иногда думаю о том, что ты знаешь обо мне слишком много.

[Azair]

Я иногда думаю о том, что ты знаешь обо мне слишком много.

 

http://clip2net.com/clip/m25590/thumb640/1391109956-clip-41kb.jpg

Изменено 30 января, 2014 пользователем Azair

[TESSA]

Тоже кину свой давнишний бред)) Может понравится кому)))

 

Собрание. 

 

Сегодня был вторник. Ну, как в анекдоте, "день раньше среды", помните? И собрание уже началось. Председательствовал сам Господь Бог. Он получил это право путём честного голосования и ожесточённой борьбы с другими претендентами:  Люцифером, Медузой Горгоной, Сонькой Золотой Ручкой и Винни Пухом. Ну... Винни Пух принял поражени философски. Сонька с расстройства срезала у всех кошельки и расстегнула ширинки. Медуза пошла делать перманент своим змеям, а Люцифер ушол в глухую оппозицию, граничещую с затяжным запоем. А Бог был доволен. Он опять победил и купался в лучах славы и брызгах дешового портвейна. И ничего, что Геракл из первого ряда своей могучей дланью кинул в него корзину гнилых помидор, а Соловей Разбойник забросал  тухлыми яйцами. Он ведь Бог. Он их понимает и не сердится.
-"Господа! Господа! Прошу внимания!" - постучал молоточком по столу Архангел Михаил, призывая к порядку.
-"Что ты мной стучиш! Я тебе дятел, да?!" - возмутился молоточек и, тюкнув Архангела по пальцам, спрятался за графин с самогоном.
-"Друзья мои!" - начал Бог - "Мы собрались здесь..." - чпок! Ещё одна корзина помидор врезалась в задник за президиумом.
-"Геракл! Да сколько их у тебя?!"
-"Дык, на овощебазе сгнили. Девать то некуда. Хоть какая польза, да и весело."
-"А яйца у Соловья откуда? Свои что ли за ненадобностью кидает?" - спросил Господь, ловко уворачиваясь от летящих в его сторону двух банок с маринованными огурцами, кинутыми  одновременно с разных сторон Робин Гудом и Наполеоном Бонопартом. - "И откуда у него их столько?"
-"А я почём знаю?" - ответил Геракл -"Он на Чернобыльском Поле живёт, а там каких только чудес не бывает".
-"Это где Поле такое?"
-"Да тут недалече. Там ещё Дикие Сталкеры обитают. Он у них за пахана, типа. Они его Сидорычем зовут. Цацки ему, значит, всякие таскают. Картошку копают радиоактивную..."
Геракл ещё что-то говорил, но Богу уже было не до него. Он думал.  "Конкурент, значит? А Сталкеров этих надо к рукам прибрать. Они хоть и Дикие, но электорат не лишний. (Выборы на носу. И в перспективе возможность занять место САМОГО...) Работу среди них разъяснительную провести, бухла поставить... Кто ж против бухла-то устоит! Есть у меня тут один Илья придурочный, в Муроме на печи сидит, всё ко мне в секьюрити просится. Пошлю его к Соловью на стрелку, договорится - возьму к себе. Нет - пусть дальше печь душит." На том и успокоился, заулыбался счастливо.
И что бы ему было вниз не посмотреть? Тогда бы не подпилил Мальчик - с - пальчик ножки у председательского стула и не шмякнулся бы Господь своей задницей в белых штанах в коровью лепёшку.
- "А коровы-то здесь откуда!? "
-"Аааа!!! Наших бьют!"- услышав грохот, закричал дрыхнувший, и не въехавший спросонья в тему, Чапаев,  -"Анка! Тащи пулемёт!"
Та-та-та-та! Анка была дамой решительной. И раз Чапай орёт "бьют", значит, отгребают наши по полной и спасти их может только хрупкая женщина с Максимом наперевес. Очередь прошила многострадальный задник, он благополучно шлёпнулся и накрыл собой весь президиум. Очень, так сказать, живописно и вовремя. Потому что в это время... В это время появились два мудака в чёрном и сняли очки! Вернее, попытались снять. Так как прилетевшая позырить на шухер Баба Яга сбила их на бреющем. Мудаки упали мордами в пол и больше не шевелились. Чугунная ступа вам не пуховая подушка! Хотя Яга и подушкой засветит - мало не покажется. Особенно если пару кирпичей в неё зашила перед этим. 
Да всё было как обычно. Потом притащился пьяный Змей Горыныч, летал под потолком зигзагами, разбил люстру, поджог занавеску и, икнув, уснул за кактусом. В открытое окно загянул Дарт Вейдер. Но, получив световым мечём в глаз, скрылся в туман. Белоснежка с Красной Шапочкой курили косячёк и трепались о прекрасном. О Боге никто не вспоминал. Он нафик никому был не нужен со своими понтами. А посему он тихо выбрался из под задника, снял грязные штаны, и как был в розовых стрингах, так и пошол стучать по инстанциям. А инстанция в отдельно взятой псих больнице только одна - главврач, профессор Преображенский. И настучал обиженный Господь на всех - всех. За что тихим летним вечером был посажен на перо и прикопан в больничном скверике. Но это уже совсем другая история.

[Nectar]

Алиенна, ну, в целом то написано хорошо, чувствуется опыт (?) или талант. Но с удовольствием  лучше бы почитала более серьезные Ваши работы

[primahanna]

У меня тоже были раньше миниатюрки в виде прозы )
Откопать бы ещё их... 

[Nectar]

@primahanna,
Откопайте  

[primahanna]

Откопала ток один!
Кстати, это не пародия, это ответ на стиль Тонино Гуэрры. Писала специально к фестивалю Тонино Гуэрры который тогда проходил у нас.

Заметка о том, как бы я написала, не будь я Тонино Гуэррой.

     Или сказка о "Человеке в шляпе и Цветке" 

     Этот человек всю жизнь полагал, что он ниже ростом, чем другие люди. Поэтому он, выходя из дому, всегда надевал на голову высокий цилиндр, чтобы казаться выше. Свой дом он построил в стороне от всех прочих людских жилищ. Чтобы никто не смог подойти близко к нему и увидеть, что весь его рост – в его цилиндре. 
     И единственным собеседником у него был цветок, росший недалеко от его дома. Непонятно каким ветром занесло этот цветок сюда, дабы он стал единственным собеседником отшельника. Человек этот подходил к цветку каждый день, полюбоваться на совершенство каждого лепестка, и в этом находил тихое утешение своей жизни. Так стоял человек подле цветка, не шевелясь и не произнося не единого слова. И продолжалось это, пока он с ужасом не осознал, что у цветка есть душа! Потому что ему вдруг страстно захотелось понюхать цветок. Захотелось, чтобы цветок увидел его лицо. Но он боялся, что если наклонится, чтобы приблизить своё лицо к благоухающим лепесткам, то его шляпа спадёт с головы и все люди, пусть даже издалека, увидят, какого он маленького роста. И он оставался стоять и не отважился понюхать цветок. 
    Шло время, и человека в цилиндре стал одолевать тайный страх, что неведомый ветер, на котором прилетел его цветок, соблазнит его улететь дальше, в те края, где юноши и девушки будут подносить к цветку свои прекрасные молодые лица и восхищаться нежностью лепестков. Но стоило ему подойти к цветку, как сковывал его такой страх, что несчастный так и оставался стоять. 
    Однажды, придя в очередной раз в сад, он не увидел цветка. С минуту стоял, овеваемый южным ветром. Затем ушёл в дом, не нашёл ружья, и заснул.

Изменено 4 ноября, 2016 пользователем primahanna

[Nectar]

Отлично! Глубоко и вдохновенно. Мне очень понравилось.  Оставляет после себя определенное послевкусие. Вы молодец.

Ps.  Ссылка для меня не доступна, страница скрыта.  С творчеством самого Тонино Гуэрра не знакома. 

Изменено 6 ноября, 2016 пользователем Nectar

[primahanna]

@Nectar,

Советую почитать, у него получается лучше, чем у меня  
Ссылка случано получилась (когда не надо они сами вставляются почему-то), а так расскажик целиком тут, в другой темке выложила стихи свои, а страница закрыта от приставучих арабов xD 

[primahanna]

Нашла старое, очень старое произведение.

 

Придворный капельмейстер, композитор и скрипач архиепископа Зальцбурского Леопольд Моцарт страстно желал славы, но не мог создать ни одного значительного произведения. И тогда к нему пришел Дьявол...

Единственным гениальным произведением Леопольда Моцарта стал его сын — Вольфанг Аммадей. Легенда гласит, что за это маэстро пришлось уплатить дорогую цену: отдать Дьяволу то ли свою душу, то ли душу сына...

Ноябрьским вечером 1791 года гениальный композитор Вольфанг Аммадей Моцарт прослушивал свое последнее, еще незаконченное произведение — Реквием. Писал он его на одном дыхании. Писал по заказу. Во время исполнения одной из частей: Lacrimosa, это означает «льющиеся слезы», — слезы полились из его глаз неудержимым потоком. Через десять часов великого композитора не стало...

       Необъяснимая тревога тупой болью саднила внутри меня. И еще где-то. Я лежала и никак не могла понять, сплю я или проснулась. Пропустив окружающий мир в щелочку между век, я смутно различила очертания знакомых предметов, размытые в сумеречном ноябрьском свете утра. Пробуждающееся сознание подстраивало струны остальных чувств, подготавливая их к новому дню, и они вдруг включились и зазвучали все разом. Я ощутила и холод, и голод, и запах гари, доносившийся с улицы в открытую форточку, и музыку... Наверное, от нее и исходила эта тревожность, вошедшая в душу украдкой, когда я была еще полусонной и совсем беззащитной. Музыка звучала тихо-тихо, почти неразличимо, и было невозможно разобраться, звучала ли она за стеной, или же родилась внутри меня... Никакое искусство не воздействует на меня так сильно, как музыка. Ни одно произведение не поднимает во мне такой бури чувств, как это. Lacrimosa dies illae.

Я не понимаю, какие обстоятельства могут заставить человека слушать Реквием на восходе солнца?

        Помню, лет десять назад мы слушали Моцарта в Вене. Потом гуляли по стерильным улицам вечернего города, а музыка все плыла рядом со мной, обволакивая своей светлой скорбью. И вдруг на душе стало спокойно. Все мирские страхи и желания показались бессмысленными и мелкими, захотелось просто взять и улететь на небо. Я сказала Ему:

—На мои похороны не приглашайте оркестр. Проводите в тишине, а дома поставьте Lacrimosa.— И слезы полились из глаз. Я не хотела и не могла их остановить.

         Боже, какая же я жестокая... Придумать такую пытку своим родным и близким! Впрочем, может так случиться, что и плакать по мне будет некому...

        Чужая страна, чужой город, чужие люди... Все чужое... Скоро год, как я живу здесь. Я убедила всех, а главное, себя, что грех упускать такой случай, и мне необходима эта работа. 

Только Меня здесь нет... Печально, но я прекрасно понимаю, что Меня нет и Там. Я растеряла себя, частички меня разбросаны по всем городам, где жила, теряла молодость, а значит, оставляла себя. Всю жизнь я металась в поисках гармонии, мира и спокойствия, но в итоге все потеряла. И выходит, что смерть — самое гармоничное событие в жизни человека.

        А Там сейчас — осень, и сипловатый ветер дует в подворотнях, и листья падают, и плывут в грязных лужах, и птицы улетают на юг. Но птицы улетают от невозможности остаться, улетают от собственной смерти, а не оттого, что в теплых краях лучше живется. И они всегда возвращаются, и их ждут, и нет ничего такого, что могло бы заставить их задержаться.

        Каждый раз, когда я улетала, я знала, что меня тоже будут ждать. Будут ждать и гулкие подворотни, и тихие улочки, и мой двор, и мой дом, и мои любимые люди. Пусть я растранжирила свое тело, мотаясь по городам и весям, но душа моя навсегда отдана тем, кто остается и ждет. Но почему же, когда я возвращалась к ним и воссоединялась со своей душой, мне становилось неуютно и тесно? Потому что я уже привыкла жить БЕЗДУШНОЙ — так намного проще и удобней. Поэтому через месяц-два снова улетала...

       Жуткая музыка. Раньше я не могла сдерживать слезы, если звучало Lacrimosa, но теперь я разучилась и плакать. Только комок подкатывает к горлу — а слез нет...
 

А в это время Там один человек долго и бесцельно бродил по городу. На улицах было торжественно, последние листья падали на чистые мостовые, и люди ходили удивленные и притихшие, наслаждаясь последними теплыми деньками. Уже многие годы он не видел города, не видел осени, не замечал улетающих птиц — он был занят только двумя вещами: РАБОТАЛ и ЖДАЛ... А сегодня понял, что это будет его последняя осень. Он работал врачом двадцать лет и поэтому знал, что надеяться ему не на что.

Возвратившись домой непривычно рано, он достал компакт-диск, с обложки которого на него глянули печальные глаза Моцарта.

—Как же она сказала тогда, в Вене? «Не надо оркестра. Проводите меня в тишине, а дома поставьте Lacrimosa...»

Реквием закончили ученики Моцарта, но за готовым произведением никто не пришел. Денег на похороны не было, и величайшего композитора похоронили в общей могиле с бродягами и нищими. И до сих пор никто на Земле не знает, где же покоится прах гения.

Так, чья же душа пошла в уплату за гениальность?

 

 

[Sagk]

Мне понравилось

[jekajuasd]

прикольно