Сказания Айона

[Imilandris]

Сказания Aion это история в 5 частях, написанная Michael Lafferty на GameZone. Она рассказывает истории 2 персонажей, Элийца и Асмодианина, их пут ив мире и сражениях на поле брани, где столкнулись две расы – также известном как Бездна. Это собственное путешествие для каждого из них - Esala’ayni (Эсала'айни), элийского стрелка и Korasai (Корасаи), асмодианского заклинателя – от их пробуждения в мире до осознания того, кем они являются и где их место на этой выжженной земле.

 

Первая история - об Эсала'айни, начинающей осознавать, кем она является и кто она на самом деле, с каждым шагом по земле Поэты, открывающим все больше и больше об ее происхождении и ее положении в обществе Элийцев.

 

Вторая история рассказывает об Асмодианине, его мыслях и пути к восхождению Даэвы.

 

 

Глава 1 - Отчаянная Невинность

 

Она стояла неподвижно, Солнце пригревало ее поднятое к небу лицо, в воздухе над ней витал стойкий аромат леса. Даже с закрытыми глазами, она могла ощущать как лучи солнечного света проскальзывают через кроны деревьев – мягкие золотистые стрелы света, казалось, уносят всю суету этого мира, окуная его в освященную солнцем красоту, заставляя переливаться все цвета в лесу.

 

Ее звали Эсала'айни, дочь облаков, Элийскую Даэву, прирожденную воительницу. Здесь не было никакой возможности сбежать от реальности, ни здесь, ни сейчас, когда эта воображаемая стена между невинностью перерождения в земле Поэты и тревогами из ее недавнего прошлого медленно рушилась. Даже сейчас, в этот величественный своим безмолвием момент, лес вокруг нее – домашние угодья Лорда Дамину, старейшего среди Элим, народа деревьев – вторил тревогам мира, Элисеи. Та расползающаяся зараза, отгороженная от ее мыслей, когда она впервые пробудилась, стала очевидной сейчас, а недавние события сделали ее лишь более осторожной в той роли, которую она была призвана сыграть. Но если она пыталась из всех сил, и отгоняла эти мысли из разума, хотя бы всего лишь на секунду, то снова становилась похожей на ребенка, впервые видевшего этот мир.

 

Но эти иллюзии разрушились, когда она в первый раз встретилась с Лордом Дамину, когда старое дерево почувствовало в ней что-то большее нежели простую наемницу, которой она казалась. Оно попросило дотронуться до своей коры и в то же мгновение воспоминания всплыли из ее затуманенного сознания, воспоминания рассказывали о темном времени и о воине с крыльями, уверенно летающем над полями битвы. Это было первое ощущение, того, что зародило в ней неуверенность о том хочет ли она знать больше. В незнании было что-то вроде комфорта, но также было и отчаяние о чем-то и о ком-то, оставшемся позади.

Здесь в Поэте, она была наемником, выполняющим поручения местных фермеров, зарабатывающим на жизнь как и остальные. Но по-прежнему в этом было что-то еще, она была кем-то более важным, и даже короткая вспышка при встрече с Лордом Дамину – пугавшая и восхищавшая ее – взывавали к ней из глубин ее темных воспоминаний. Пугающим было слепое повиновение, которое она ощущала внутри себя, хотя она была в ярости от той войны, на разломах равнин и покрытых облаками вершинах Бездны, пусть ее и было захватывающе наблюдать.

 

Потребовались усилия, чтобы отстраниться от этой короткой вспышки из ее прошлого, так ярко было воспоминание со звуками битвы, отдаюшейся звоном в ней так сильно, белоснежные крылья, ведущие ее через тот хаос. Она успокаивала свои мысли, чтобы можно было вернуться к реальности и возможно в последний раз успокоиться и просто внимать лесу.

 

Она слушала песенку, принесенную ветерком, тонкой струйкой, пробивавшейся через листья на деревьях, запутываясь в ее длинных белокурых волосах, и, снова, волнуя ее спрятанные воспоминания. В мелодии чувствовалась грусть, с этим чувством она окуналась глубоко в себя. Она знала, что мир разрушен, и осталось меньшее по сравнению с тем, что было, но в мире по-прежнему оставалась глубинная красота в Элисее, красота, которая возвышалась над хаосом.

 

А еще…

 

Ее кристально голубые глаза смотрели сквозь лес, видя не только настоящее, но также обращаясь к событиям дней минувших. Милые когда-то создания стали дикими и атаковали без причин. Фермы были заброшены и даже старейшины леса стонали от боли в глубинах своего сна, поскольку давние враги крепли и атаковали леса. Зараза была повсюду, даже в глазах, невинных несколькими часами ранее, но укреплявшихся в своем знании.

 

Она закрыла свои глаза и слушала песенку ветерка…

 

Так мягкий ветерок шепчет о мира

Лаская как туман летнего дождя

Отчаяние с надеждой сплелись в простом припеве

А потеряв невинность, воин поднимется всегда

 

Она знала слово, определяющее ее сущность – Даэва – и даже позволив ему слететь с губ, она чувствовала подергивания в мышцах на плечах. Она помнила о своих крыльях; они не были красивыми ремнями безопасности, они были продолжением ее рук, каждой частицей – широкими, оперенными, белоснежными, мощными. Ее плечи снова дернулись, когда она захотела раскрыть крылья, чтобы унестись за пределы мира высоко в небо.

 

Пока этого не произошло, чувство пробудило что-то еще – похожую на дымку воспоминание, заполонившую ее пробужденное сознание. Еще одно место в Бездне, не руины Караматиса, а другое поле битвы возникло в ее сознании. Битва была в самом разгаре, заходящее солнце отражалось вспышками в броне, острый запах магии наполнил воздух, крики победителей и умирающих смешались.

 

Асмодиане наседали, небо было затуманено от их множества черных крыльев. Эсала'айни стояла там, наблюдая за отважными Элийцами, сражавшимися как в воздухе, так и на земле, когда нахлынула новая волна Асмодиан, совершившими фланговый маневр и пришедшими целым легионом – ведомым огромным, мускулистым асмодианином Архоном. Его одноручный меч смел одного из легионеров и злобно уставил его на другого. Элийский меч пришел на защиту, чтобы быть сметенным с пути. Асмодианин прибил Элийца к земле, сопротивление последнего становилась все более слабым с каждым наносимым ударом.

 

Эсалла'айни знала что последует за этим. Она видела это и раньше. Щит асмодианина был привязан к левому предплечью, оставляя левую руку свободной для захвата рукоятки меча так, чтобы соединить силу двух рук для финального нисходящего удара.

 

Лук скользнул в ее руки, струна туго натянулась, готовясь выпустить стрелу. Она задержала дыхание. Руки все еще двигались вверх, когда стрела сорвалась с ее лука. Одновременно с тем, как руки Архона достигли высшей точки над его головой, стрела нашла своем место, застряв глубоко под его левой подмышкой. Он наклонился назад, завыл от боли, черные крылья начали хлопать с силой, чтобы удержать равновесие. Красные, горящие глаза Асмодианина уставились в ее направлении, Архон издал еще один рык и приготовился к атаке. Она могла бы выпустить еще одну стрелу, но она хотела видеть выражение его лица, когда она прикончит его. Лук был быстро убран и ее отлично выбранные мечи – дар бригадного генерала легионов – были выхвачены из своих ножен за ее спиной. Скрежет стали был громок, мечи требовали вкусить асмодианскую кровь. В ее левой руке был синеватого оттенка Saffire, а в правой красноватый Shyrassol. Улыбка очертила ее губы, а ее глаза загорелись в предвкушении. Она встретила атаку Асмодианина своей собственной.

 

Меч Асмодианина направился ей навстречу, подкрепленный мощью атаки. Эсала'айни была готова к этому и ответила обеими мечами, отклонившись слегка влево для встречи атаки. Удар стали о сталь прозвучал на поле битвы как гром. Shyrassol принял силу удара меча Асмодианина а затем начал движение назад, разрезая броню на груди Архона. За ним последовал Sapphire, ниже. Через живот, как раз, когда Эсала'айни вращалась справа. Ее мечи закружились в танце.

 

Она остановилась со спины Асмодианина, затем сделала выпад назад, кончиками лезвий вводя их в грудь врага. Saffire и Shyrassol легко дернулись, когда Esala’ayni развернулась назад и влево. Ее голова вертелась, так что глаза могли отслеживать путь каждого клинка при ее завершении атак. Saffire ужалил первым, вспарывая мускулы на руке с мечом. Shyrassol нашел горло.

 

Асмодианин попятился, постоял еще с секунду с широко открытыми глазами, еще не веря в это, затем они осоловели и асмодианский воин рухнул на землю.

 

Она почувствовала как ее голос окреп, крича о победе. Звук был направлен на ее собратьев-Элийцев, чтобы подстегнуть их…

 

Воспоминание ушло, оставив Esala’ayni щуриться на солнечном свету в лесу.

 

Она была именно тем кем была, и она знала это. Это был ее путь в жизни, ее служение Лордам Серафим, ее преданность Айону. Отрицать это значит было бы лгать самой себе. Этот лес, чудное и великолепное место, был не для нее. Она была призвана быть в другом месте, и пришло время вернуться туда.

 

Глава 2 - Общая Земля

 

Он сидел на парапете, смотря сверху на главныйй лагерь у Крепости Альтгарда. Его глазницы сужались прекрасными разрезами, и гнев мерцал в его пламенном пристальном взгляде. В противоположность его дыханию – остуженному воздухом этих суровых заснеженных земель – облачко вилось перед ним. Но его глаза выдавали и его мысли, и его гнев.

 

Это время должно было быть посвящено чествованию новорожденного Даэвы, вкушению даров Лордов Шедим, но обстановка была далека от этого. Это было пробуждение молодого заклинателя, то – которое он любыми способами желал бы никогда не испытывать. В незнании может скрываться счастье.

 

«Наша раса истинное противоречие, дихотомия, если угодно…или может быть мы всего лишь лицемеры. Мы заявляем с выражением, с пульсирующей страстью наших сердец, о том, что мы единая нация, но мы же и предаем это единство словами и поступками», так он думал, и мысли снова и снова бороздили его ум, делая его ожесточеннее с каждой секундой.

 

Мюнин предупреждал его об этом, говорил ему о двойственности восхождения асмодиан, ведь даже старейший Даэва был заключен в древней разрушенной тюрьме далеко от города, который он звал домом, потому что он обидел не тех людей.

Корасаи опустил взор на книгу в своих руках. Она расширилась в своем содержании со времени ее первого открытия им. Он вспоминал сейчас то время, пусть даже оно и было всего лишь темной мечтой, уводящей его за грани рассудка, но по-прежнему оставаясь неуловимой и неосязаемой. Он сосредоточился на этой мысли, смотря снова через завесу, приоткрывавшую больше и больше прошлого, смотревшегося по-другому.

 

Асмодея была почти полностью погружена в темноту, люди расчистили достаточно, чтобы можно было жить, но здесь существовало недоверие к чужакам. Слухи среди Даэва были упорны, но они были похожи больше на легенду, чем на истину, существа, сражавшиеся в эфирной плоскости, казалось, не имели никакой связи с обыденностью живущих в Ишалгене. Он был молод, когда исследуя холмы, окружавшие их дом, нашел тело. Оно было изуродовано, а вокруг него были животные. Корасаи осмотрел рюкзак мертвого Асмодианина и нашел книгу заклинаний. В ней были элементарные заклинания, записанные с особой тщательностью. Он прочел одно из заклинаний, раздумывая над тем каково это призвать пламя своей рукой, но затем отверг мысль, стараясь не выдавать желаемое за действительное.

 

Он был обычным ребенком, сыном ничем не примечательных родителей. Его отец охотился, чтобы добыть пропитание, а его мать искала овощи и растения, чтобы разнообразить тушеное мясо. Жизнь была полна суровой действительности в этом, казалось, покинутом богами мире, погруженным в тьму.

 

Для Корасаи книга стала спасением. Она обещала нечто большее, чем он являлся в этом мире, нечто за пределами их простой хижины, в которой они жили, и того съежившегося тепла, которое оставляло их в живых в холодные сезоны. Он сомневался оценят ли родители ту мечту, которуя даровала книга, к тому же он хранил ее, обернутой в одежду и спрятанной за хижиной. Его мечты никогда не уводили его далеко от той мысли, чтобы стать магом, повелевающим элементами.

 

Была ранняя весна, когда в его жизни произошли перемены. Однажды утром его отец отправился охотиться и больше не вернулся. Они ждали два, потом три дня, перед тем как Корасаи отправился искать своего пропавшего родителя. Он нашел его в ущелье примерно в половине дневного перехода от их жилища. Его отец, очевидно, встал на шаткий утес и разбился. Его нога была сломана в двух местах. Его оружие было далеко от него – слишком далеко для того, чтобы воспользоваться им, когда его нашли хищники.

 

В начале юноша почувствовал отчаяние, привычная плоскость его жизни дала крен. Что они будут делать? Должен ли он стать охотником и обеспечивать себя и свою мать? Отчаяние переросло в гнев. Мир был так несправедлив. Почему Лорды Шедим бросили своих людей? Почему Айон отринул преданных асмодиан? Гнев перерос в ярость. И Корасаи закричал, выдав высокую и пронзительную ноту боли и гнева всего своего отчаяния и растерянности. Он порывисто встал, его суженные глаза сверкали молниями ненависти и боли из его души, его взгляд блуждал, пока не опустился на ближайшее дерево. Слова из того огнеударного заклинания прошелестели на его губах, он вложил волю, а затем протянул свою руку и ладонь по направлению к дереву. Он не удивился, увидев выскочившие из него языки пламени. Все это было далеко от целенаправленного действа, но эффект был убийственен. Дерево было охвачено пламенем, быстро догорая. Корасаи резко упал, сделав это. Он знал, что должен контролировать эту энергию, чтобы она не истощила его.

 

Медленно, но верно стали бродить слухи о том, что он вернулся другим. Он проводил множество времени в одиночестве. Его семья разрушилась еще более, когда его мать стала любовницей бандита по имени Мок, этот скот обращался с ней жестоко и игнорировал ее сына большей частью. Плохое обращение с его матерью началось с малого, нескольких небольших ушибов. Но возрастало с каждым днем и однажды Корасаи вернулся в хижину и нашел окровавленную мать около кровати.

 

Сила глубоко внутри него вызвала к жизни ярость, вознесла его на тот уровень гнева, где он еще не был никогда. Он бережно взял свою мать и уложил ее на кровать, а затем высвободил силу внутри себя. Мок был в Деревне Алделль, доме Улгорна, главы Налетчиков Улгорна. Когда он в скором времени прибыл в деревню, Корасаи заметил почти сразу же Асмодианина, непринужденно болтающего на сельской площади. Здоровяк заметил юношу, идущего к нему, засмеялся и привычно достал свой меч.

 

«Готов к тому, что получила твоя бродяжка-мать, сынок?», глумливо спросил Мок. Остальные застыли на месте, наблюдая за разворачивающейся драмой.

 

Корасаи остановился, вызвав ироническую усмешку Мока: "Не думаю, что у тебя хватит на это сил, сосунок. И ты только что доказал мне это."

 

Глаза юноши сузились а затем распахнулись, горя красным огнем. Сила была с ним, находя волнами на него, охватывая его и ища выхода. Его руки двинулись помимо его воли, слова стали собираться на губах. На кончиках пальцев затанцевали язычки пламени, а затем соединились в его ладони.

 

Усмешка сменилась ужасом, когда Мок понял кем стал молодой человек, и что еще хуже, то, что Корасаи собирался сделать. Он повернулся и устремился в бегство. Струя огня попала ему в спину, охватив его и оставив обугленный труп, когда пламя испарилось в чистом воздухе.

 

Корасаи огляделся вокруг, ожидая увидеть ужас на лицах окружающих, ожидая того, что его атакуют. Но вместо этого, люди, ставшие свидетелями спектакля вернулись к своей работе, прерванной разгоревшейся в центре деревни драмой, так как будто ничего и не произошло.

 

Улгорн приблизился к Корасаи, он оценивающе присматривался к юному асмодианину «Я мог бы задействовать некоторые твои таланты», сказал он.

 

Это было началом, первыми шагами, направившими его на тропу, туда, где он был сейчас и размышлял над этим.

 

Еще над многим нужно подумать, так решил юный Даэва. Мюнин, в пределах сферы, пленившей его, лучше всего сказал о тех давно минувших днях. «Твое прошлое это твое прошлое, оно должно сформировать тебя как личность, но не определять тебя. Помни всегда: формирует прошлое, но определяет выбор.»

 

 

История о Эсала’айни, выбравшей свой путь, продолжается.

 

 

 

Глава 3 – Проникновение.

 

С каждым днем, эта война с Асмодеей становилась все более бессмысленной. Я на самом деле не знаю, чувствовала ли я это прежде или мое пребывание в Поэте открыло мне глаза по-новому. Но кажется это не имело практически никакого значения. И сейчас, кажется, что мы не будем довольствоваться войной в Бездне, вместо этого мы будем пользоваться расселинами, которые начали появляться для того, чтобы вторгнуться на их земли и медленно убивать их. Когда все это закончится? Когда в этих разрушенных руинах некогда благословенного пристанища останется только одна раса? Если так и будет, что мы получим, и что более важно, что мы потеряем?

 

Эсала’айни закрыла дневник, и положила его в сейф, закрыла его и повернула ключ, чтобы запечатать книгу. Это, в свою очередь, должно быть сохранено в ее личном хранилище. Некоторые мысли лучше не озвучивать вслух, но в написании строк, по-прежнему, было что-то успокоительное.

Время выдвигаться почти наступило.

 

С ее возвращением в строй Даэва, приказания были молниеносными и четкими, каждое задание основывалось на ее труде, ее умении владеть луком и клинками, ведущими ее по выбранному пути. А теперь это – задание проникнуть в Асмодею, чтобы найти помощника бригадного генерала и убедить его вернуться в течение Эфира с его людьми. Она не ожидала посетить земли Асмодиан, по крайней мере так скоро, и при мыслях об этом задании ее сердце начинало биться сильнее.

 

Она по-прежнему служила своему народу, служила Лордам Серафим и она чувствовала честь в этом служении. Все напоминало ей об этом, от яркой брони, которую она носила до крыльев, призванных дать ей возможность летать. И еще, нечто внутри напоминало ей, что-то было неправильно, не так как должно было быть. Слишком много зла, много боли, война казалась непрерывной и все сильнее осуждалась ею.

Ее крылья раскрылись и она вознеслась над сооружениями Крепостью Эльтен, ее мысли уходили от водопадов и неспешного течения внизу в долине. Она знала о том, что образовалась расселина, канал между Элисеей и Асмодеей. И он не будет открытым долго и ей необходимо выступать, чтобы успеть. Расселины это аномалии, еще одно напоминание о том, что мир нестабилен.

 

После того как дневник был оставлен в хранилище подвешенной башни в крепости, она отправилась на задание. В полумраке занимавшегося утра, она проскользила через лес Мандури, а затем отправилась на юг, через тоннель в горе и пустыню рядом с руберейновыми пустошами. Пустоши были опасным местом с существами, атаковавшими беспеченых путешественников. Эсала’айни была кем угодно, но только не беспечной. Асмодианские налетчики в последнее время часто отмечались в этой области, так что даже на бегу, лук был в ее руках, готовый к битве.

 

Утренний рассвет принес жару, которую быстро поглотили песками пустыни и всплывающую волнами над песком. Она по-прежнему продолжала путь, огибая область, которую называли своим домом, а затем повернула на запад, чтобы проследовать по небольшой горной гряде. На плато над песчаным покровом она увидела голубоватое свечение и поняла, что это расселина. Она взобралась на горы и приблизилась к расселине, чувствуя гул и энергию, исходящую от портала, и танцующую на ее коже, создавая при этом ощущение покалывания.

 

Эсала’айни приготовила свои клинки, о том, что она может обнаружить по другую сторону и материализоваться в Асмодее не было известно ничего. Затем она шагнула в расселину.

 

Вихрь цветов, кружащий здесь быстро стал черным, а затем, как будто на пути через туман к объекту в отдалении, на другой стороне начали появляться очертания мира. Сначала цвета были смутными и приглушенными, но с каждой секундой они становились все более четкими и живыми.

 

Она приготовилась к тому, что мир будет во многом отличаться – все-таки это была Асмодея. Но на самом деле это место не слишком отличалось от того, которое она только что покинула. Казалось, что сменилось время суток, с утра на вечер, но в остальном…

 

Ее инструктаж говорил о том, что это был Салинтус Райз, изогнутая гряда скал, возвышавшихся над вратами в пустыне и оазисах, в которых местные Асмодианские племена построили свои дома. Ей было наказано обойти стороной племена и постараться не оставить следов своего пребывания.

 

Она побежала, а затем спрыгнула с утеса, отвесным прыжком с 300-футовой высоты, это было бы настоящим самоубийством для того, кто не являлся Даэва. Она взмахнула крыльями, поймала восходящий поток и поднялась. Она ощущала свежесть течения воздушных струй, текущих над пустыней, кончики перьев несли ее вниз в более теплые слои, затем ловя тепло и снова взмывая вверх.

 

Воздух являл собой смешение легких ветерков, восходящих теплых и воздушных ям и заставлял ее снизиться к поверхности и разобраться с хищниками. При первой же возможности, она использовала быстроту ног, чтобы убежать от хищников. В конце концов, мертвое тело определенно бы указало на то, что в области побывал неизвестный воин, и если асмодианские патрули будут чуть сообразительнее – а она не сомневалась в этом – то цепочка мертвых тел, тянущаяся от расселины привела бы к единственно верному заключению, и тогда началась бы полномасштабная облава.

 

Ее пусть вел на север, затем на восток через каньон через деревню Кентарик, родины огромных бестий, которые бы казались достаточно дружелюбными в любой другой компании, но они приветствовали чужаков с яростью и клацающими клыками смерти.

 

Поднявшись, она наконец увидела отметку, которая вела ее к цели. Огромная крепость, покоящаяся на двух горных колоннах, высоко над пустыней, прикрепленную цепями, звенья цепи были со среднего Элийца. Она видела внутри перемещающиеся зеленые построения существ более эфирных, чем материальных. Это были защитники башни. Повернув на запад, она быстро побежала и вскоре появилась широкая извилистая тропа, которая должна была привести ее на склон горы, а затем к Крепости Печали. Это и была ее цель.

 

Эсала’айни начала движение по тропе, а затем застыла, путь охранялся духами-Элийцами, воинами и легионерами, каждый из которых был весьма грозен, но с лицами, выражавшими глубокую печаль. Один из них приблизился к ней, она по-прежнему стояла на месте, а ее левая рука сжимала рукоять лука. Дух взгляул на нее и затем удалился. Весь путь был полон духов – быстрый взгляд а затем движение вдоль патрульных троп. Казалось, что в этом месте, от которого веяло смертью, ей были рады.

 

Она нашла Помощника Бригадного Генерала Ламипедона на вершине крепости. Когда она приблизилась, призрачные глаза давно умершего Элийца посмотрели на нее, казалось, они были поражены увиденным.

«Ариелума Даэва!», сказал он в конце концов, приветствуя. «Кажется вечность минула с тех пор когда я видел Элийца. После всех этих Асмодиан, приходивших и беспокоивших нас, тебе здесь рады.»

 

Как можно скорее, Эсала’айни рассказала ему о том, что порученная миссия окончена и его люди могут быть свободныи. Пришло время стать эфиром, вернуться в Эфир.

 

Ламипедон покачал своей головой, отвергая мысль о том, чтобы уйти. Да, хорошо, что их долгое ожидание было окончено, но долг Элийцев, даже будучи духами, состоял в том, чтобы оставаться в Крепости.

 

Замешательство проявилось на лице Эсала’айни. Ламипедон смягчился. Его голос был безрадостен, когда он начал говорить. «Мы, Легион Бури, элийская гвардия, располагались здесь в этой изолированной части Асмодеи. Мы думали, что готовы, когда пришла беда, но мы недооценивали силу наших врагов. Они пришли смертоносной силой, огнем и мечом, волной после сокрушительной волны. Наши заслоны выдержали первые атаки, но их было слишком много. А затем Командующий Делтрас, стоявший в передних рядах сопротивлявшихся, прокричал нам, чтобы мы защищались ради всей Элисеи, был поражен. Он упал, но встал снова, его туника пропиталась кровью, но его дух был силен, а сердце еще сильнее. За Элисею, кричал он, и мы отвечали ему всем оружием, которое имелось нас – стрелами, сталью и магией; наше хладнокровие было мрачным и стойким. Но голос, взывавший к нашей храбрости, умолк в следующей атаке. Командующий Делтрас пал и наши скудны защитные порядки были сметены.

 

«Оставшихся было слишком мало для того, чтобы сопротивляться. Нам сказали, что бы мы сложили оружие и у нас не было другого выбора кроме как подчиниться. Но врага не удовлетворил этот жест. «На колени», сказали нам, «на колени и клянитесь в верности победителям». Мы не сделали этого. Это бы обесчестило смерть нашего героя командира, это бы обесчестило Элисею, и это обесчестило бы нас, как Даэва. За наши неповиновение, с нами расправились, последние из оборонявшихся присоеднились к Делтрасу. Но смерть не могла удержать нас надолго. Мы принадлежали к духовной реальности, но мы не могли покинуть это место, где покоилась честь Делтраса, где явилась храбрость нашего командира, сиявших дальше и сильнее маяка. Поэтому мы остались, охранять и чтить память места, где пал Делтрас.»

 

Эсала’айни почувствовала как ее сердце бьется учащенно; это была настоящая любовь и преданность – честь и храбрость сплетались вместе.

 

«Есть ли что-либо, что я могу сделать», спросила она.

 

«Да», ответил Ламипедон. «Мы можем уйти, но мы должны отдать дань памяти Делтрасу в последний раз».

 

Дух-коммандующий дал элийские фейрверки. «Иди вниз в долину, к крепости, и выпусти эти фейрверки в честь Делтраса. Мы не можем покинуть это место, мы привязаны к нему. Но ты не часть Эфира и ты можешь сделать это для нас…пожалуйста».

 

Могли ли она отказаться? Их преданность командиру впечатляла, даже после смерти они оставались преданны. И затем она осознала, что сердце и душа разрушенного мира Айон были не в силе оружия, а в любви и надежде и чести рас.

 

Установив их, она поняла, что отдать дань памяти Делтрасу значит отдать дань уважения всем павшим в войне, поведшей одну расу против другой – обеих сторон конфликта. Конечно война не закончится вскоре, но ради чего они сражались? В Асмодее было столько красоты и прекрасия, сколько и в Элисее. Что настроило Асмодиан и Элийцев друг против друга? В чем был источник необузданной ненависти? И в чем был смысл восхождения в качестве Даэвы, если все это вело к тому, чтобы убивать быстрее?

 

Она прокручивала эти вопросы в голове. И сейчас, она сфокусировалась на своем задании, но по возвращении в Крепость Эльтен, она поклялась отложить время, чтобы попытаться расставить все на свои места.

 

 

Глава 4 – В эпицентре бури

 

Корасаи хлопнул себя по шее. Слабый раздражающий зуд немедленно исчез, источник боли был сокрушен рукой Даэвы. Заклинатель вздохнул, выдавая презрение к тому месту, где он находился. Махиндельское болото было не чем иным как разросшимися джунглями, изобиловавшим запахами распада, влажность приклеивала его одежду коже и огромное множество тварей – от мала до велика – желали отведать его плоти.

 

Его сознание блуждало, представляя Пандемониум – город света и тени. Водопады напевали колыбельную его душе, в то время как пышная зеленая растительность обеспечивали приют спокойным песням и кротким формам различных крылатых существ. Казалось, что это место покоилось в мире, и было далеко от горя. Корасаи понял, что он жаждал быть там…по крайней мере там было бы лучше, чем в трясине болота.

 

Он по-прежнему был предан своему долгу и долг вел его в это место – далеко от холмистых гор его молодости, и намного более опасное. Его обеспокоенность не была сильно связана с племенем Черного Клыка, она касалась тех, с кем он был на этом задании - волшебником Годс’Ире, девушкой-гладиатором по имени Реон и целителем Ханной. Жуки бились об его кожу, Черный Клык вышел на тропу войну, прославляя свои жизни, в его мозгу вздымались трезубцы пламени.

 

Волшебник пристально смотрел на Корасаи, его глаза практически смеялись над заклинателем. То что скрывали глаза, выдавал голос «Давай-ка проясним кое-что…», сказал Годс’Ире. «Ты думаешь, что твоя демонстрация огня – твой элементаль – убьет кого-то, потому что ты ты не убьешь сам, ибо ты не берешь ответственность за убийство?»

 

«Это одна из самых дурацких нелепостей, что мне доводилось слышать», сказала Реон, привычно вращая алебардой в своих руках. Движения казались шутливыми, но они являли собой нечто большее. Корасаи видел алебарду Реон в работе, и если сейчас ее игра алебардой была миловидной, он знал, что в мгновение ока она может стать смертоносной.

 

«Твой парящий друг является всего лишь выражением твоей воли», заметила Ханна, «и кроме того твой элементаль убивает по твоему повелению. Неважно запачкаются ли твои руки в их крови или нет, ты источник этого действа».

 

Корасаи вздохнул. Это был тот же самый довод, который он приводил самому себе в большинстве случаев.

 

«Разве я не просто «элементаль» или орудие, Даэва, поручивших мне это задание и пославших меня сюда убить лидера Черного Клыка?», спросил он. «И если так, то это они источник в том смертоносном действе, что мы несем сюда, а не я.»

 

Целитель, Ханна, покачала своей головой в смирении. Реон просто засмеялась. «Мы асмодиане, мы служим тому, что нам прикажут, чтобы обеспечить выживание нашего народа. И если долг зовет нас в болото Бездны, чтобы сражаться с Элийцами, то мы должны сделать все возможное ради наших собратьев.»

 

Годс’Ире закивал поддакивающее. «Когда ты принял зов вознесения, ты принял долг Асмодеи. И сейчас нашим долгом является принести голову лидера этого племени, обрубить верхушку того, кто являет угрозу Альтгарду. Назови это как угодно, но когда начнется битва, тебе лучше приготовиться.»

 

Глаза Корасаи начали сужаться, а вголосе появились нотки гнева, «Разве я когда-нибудь был не наготове?»

 

«Ха», засмеялась Реон, «мой друг, тобою движет гнев и ярость – это совершенно точно».

 

На мгновение Корасаи подумал о том, чтобы поспорить насчет термина «друг», но краем глаза он уловил движение. Что-то пробиралось через толщу деревьев. Он заметил лишь наконечник копья, и ниже вспыхивающие полосы – это был охотник Черного Клыка со своим спутником тайгой, большой кошкой.

 

«Я тоже их вижу», сказала Ханна, чуть громче, чем шепотом. «Реон, за тобой и справа от меня. Волшебник, будь готов. Не думаю, что охотник один.»

 

Алебарда перестала крутиться, клинок уставился ввысь. Глаза Реон сомкнулись на Ханне, наблюдая за ее взглядом, указывавшим направление. Волшебник казался расслабившимся, за исключением его напряженных мускулов на шее.

 

Корасаи немного наклонил свою голову, посылая ментальные указания духу огня позади него. Это было обычном делом, когда началась битва.

 

Квартет бывал в подобном и ранее, обстановка была ясна. Элементаль Корасаи должен был принять основной удар на своем фланге, в то время как заклинатель должен был проколдовать заклинание привязки, чтобы сдержать на расстоянии любого, осмелившегося приблизиться слишком близко к целителю. Реон должна была встретиь направление удара по центру самостоятельно, ее лезвия в танце крушили все на своем пути. Опека целителя должна была сконцентрироваться на гладиаторе. Годс’Ире должен был пресекать огнем любые попытки обойти с другого фланга.

 

Затаив дыхание, они ждали.

 

А затем все началось.

 

Двое охотников появились среди деревьев, тайга с рыком встала впереди. Первобытный рев Реон был устрашающ, когда она закованная в броню помчалась навстречу ближнему врагу. Губы Ханны пришли в движение, ее рука слегка застыла, ладони устремились в небо, шепча защитные заклинания.

 

Тайга, со стороны, находившейся ближе всего к Корасаи была поражена в грудь атакой огненного элементаля, принадлежавшего заклинателю. Корасаи игнорировал остальную часть битвы, сфокусировавшись на тайге и охотнике позади нее. Он кинул заклинание, одно, пронизанное холодом зимы, которое должно было оглушить и замедлить врага. Элементаль медленно расправлялся с тайгой. Корасаи прибавил огненное заклинание к этой сцене битвы и языки пламени возникли вокруг тайги, пожирая зверя. Он послал элементаля на спутника мертвого животного Черного Клыка, в то же время призывая больше духов из пространства вне поля видимости других и посылая их в непрерывный заградительный атакующий вал.

 

Охотник отбивался от трех врагов, а затем и от четырех, когда присоединилась Реон. Огненный шар, справа от Корасаи, прошел мимо них, а затем в мгновение ока охотник был мертв.

 

«Развлеклись», улыбнулась Реон, пока Ханна колдовала на нее восстанавливающие здоровье заклинания. «Давайте-ка покончим с этим!»

 

Квартет Даэва пришел в движение, взбираясь по склону к воротам, которые скрывали местонахождение их цели. У преграды находилось три охранника. Реон убрала двоих, а тртьего испепелил Годс’Ире.

 

Все было быстро, эффективно и весьма бесшумно. Они находились в тени арки, и наблюдали за целью. Вскоре она появилась. Рунурру Страдалец, один из лидеров Черного Клыка, появился из хижины, лениво потянулся в лучах утреннего солнца и отправился поговорить с одним из часовых.

 

Корасаи собирался сказать что-то, когда Реон издала вопль и побежала к цели. Еще одна фигура появилась из хижины, и ее руки были в движении – это был маг. Губы Годс’Ире также пришли в движение, создавая собственное заклинание. Когда руки мага Черного Клыка готовы были высвободить атаку на Реон, губ Годс’Ире уже сделали свое дело. Маг покачнулся на ногах, его глаза закрылись, он был повергнут в сон. Часовой выдвинулся между Рунурру и несущейся на всех парах Реон.

 

Звук стали о сталь прозвучал очень громко – слишком громко по мнению Корасаи. Он обернулся вокруг себя, осматриваясь и выясняя, зная о том, что другие, пребывавшие поблизости, наверняка слышали это.

 

«Пошли», прошептал он, сосредоточившись на Рунурру, и элементаль, паривший позади, начал скользить по направлению к цели. Маг по-прежнему мог преставлять опасность, но Годс’Ире занимался им. Языки пламени опекали и облизывали мага.

 

Корасаи услышал ворчанье позади и быстро обернулся. Часовой конечно же услышал лязг стали и появился из-за спины, стремясь нанести удар Ханне. Целитель пребывал почти в трансе, ее целительные заклинания и благословления были направлены на Реон. Если его было не остановить, он убил бы целительницу. Корасаи поразил часового замораживающим заклинанием, отбросив его назад.

 

Часовой зарычал, его движения были скованы заклинанием. Лучший помощник заклинателя – это управление элементами и Корасаи воззвал к этому знанию. Он воззвал к ветрам и элементали овтетили. Они ударили часового и прерывали его жизненные силы. За заклинанями льда последовали огненные заклинания и часовой завыл. Его взгляд перешел на Корасаи и его глаза горели ненавистью, выплескивавшейся вместе с болью. Огонь и лед продолжали атаковать часового, а элементали воздуха продолжали с ревом свое разрушительное дело.

 

Ззаклинатель был забыт, сбитый с толку, часовой бился с элементалями. Корасаи призвал еще огня и выпкстил свой гнев в шаре пламени. Когда он покидал его руку, он знал то, что породил эту смерть. Каждое заблуждение которое он пытался скрыть, ускользало с его руки вместе с огненным снарядом. Пламя поглотило часового. Оно разверзло свою пасть, как будто готовясь закричать, но ни звука не выдало. Затем он пал, оставив всего лишь обугленный труп.

 

Корасаи обернулся, но битва практически была завершена. Реон триумфально рычала, когда ее алебарда опускалась в последний раз, застревая глубоко в груди Рунурру, вырубая остатки жизни.

 

Все было окончено – битва была выиграна.

 

Ханна продолжала оказывать помощь, обратившись к собственным ранам. Жажда крови исчезла с лица Реон а дыхание воспользовавшихся магией снова стало спокойным, а не прерывистым. В конце концов успокоилась и Ханна.

 

Квартет переглянулся, кратко поклонился и затем за их спинами появились крылья, собранные и направленные против воздуха, когда они поднялись над полем битвы в небо. Четверо Даэв медленно сделало круг над полем а затем поднялось ввысь и едва касаясь вершин деревьев, отправилось в Альтгард.